— Прав, — подтвердила она, окончательно успокоившись.

— Пошли в дом. — Джейк обнял ее за талию и притянул к себе. — У меня есть для тебя подарок. Планировал вручить тебе его чуть позже, но коль у тебя такое воинственное настроение, думаю, сейчас самое время.

Барбара подождала в гостиной, пока он спустился со второго этажа, неся небольшую нарядную коробочку, перетянутую блестящей тесемкой.

— Вот, держи. — Он протянул ей подарок, лукаво ухмыляясь.

Она прикинула вес коробочки:

— Тяжелая.

— Открывай.

— Прямо здесь? — Барбара огляделась на Будду — тот возился у плиты, сооружая нехитрый ужин и пританцовывая.

— В этом доме нет секретов. А вот на улице этот подарок я бы демонстрировал лишь в исключительных случаях.

— Заинтриговал. — Барбара поставила коробку на журнальный столик перед собой и развязала ленту. — Там ведь не труп младенца, да?

Она сняла крышку и не сдержала возглас:

— Пистолет!

— Да ну, серьезно? — сыронизировал Джейк. — Правда, что ли, пистолет?

Барбара метнула в него колючий взгляд, взяла оружие и повертела в руках, изучая.

— У меня уже есть один, зачем мне второй? С двух рук стрелять?

— На этом пистолете стерт серийный номер, — объяснил Джейк, усаживаясь рядом на диван. — А это, — он указал на оставшийся в коробке глушитель, — тоже может тебе пригодиться.

Барбара переводила недоуменный взгляд с пистолета на глушитель, затем снова на Джейка. Это был странный подарок, если не сказать пугающий.

— Вижу, ты не совсем понимаешь, как реагировать. — Джейк отобрал у нее ствол, положил обратно в коробку и взял ее ладонь двумя руками. — Позволь мне объяснить, чем я руководствовался при выборе подарка.

Он помолчал и продолжил с серьезным видом:

— По моим прикидкам, Барби, тот, кто стрелял однажды в человека — по разным причинам, — обязательно будет стрелять второй раз, а может, и третий. Я не знаю, почему так происходит, может, вселенная так работает — это тебе лучше у Будды спросить. Может, что-то щелкает в голове, рушатся внутренние барьеры и ты становишься свободнее в методах взаимодействия с этим миром, я не знаю. Но когда ты лишаешь кого-то жизни, ты впоследствии снова и снова будешь сталкиваться с ситуацией, где от тебя потребуется повторить свой опыт или же погибнуть самому. И к этому лучше быть готовым.

Он говорил таким тихим, проникновенным голосом, что по коже побежали мурашки. Барбара повела плечами:

— Ты меня сейчас здорово напугал.

Джейк улыбнулся:

— Ладно, версия номер два. Забудь все, что я только что сказал. На самом деле, мне просто хотелось обезопасить тебя на будущее. Если тебе когда-то придется воспользоваться этой штукой — мало ли, какие обстоятельства — по крайней мере, не нужно будет беспокоиться, что полиция выйдет на твой след.

— Я не собираюсь больше никого убивать, — заявила Барбара и тут же поморщилась — сомнительная получилась фразочка.

— Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах. — Будда возник рядом с подносом наперевес. Поставил на столик три тарелки с рисом и чашу с зеленой ароматной подливой. — Надеюсь, я не помешал вашей беседе? Угощайтесь. Это палак панир, традиционное индийское блюдо, очень вкусное. Два основных ингредиента — шпинат и домашний сыр, сдобренные пряностями, сливками и топленым маслом. Я сам приготовил.

Он добавил себе в тарелку щедрую порцию зеленого варева и передал ложку оторопевшей Барбаре, столь быстрый переход от убийств к еде поверг ее в легкий ступор. Несколько секунд она взирала на протянутую ложку и наконец взяла ее.

— Вам кто-нибудь говорил, что вы странные ребята? — поинтересовалась она, накладывая себе угощение. Оно источало такой аппетитный аромат, что рот невольно наполнился слюной.

Джейк со смехом ответил:

— Да, бывало такое.

— Не важно, каким видит тебя общество, — проговорил Будда, уплетая рис. — Важно, как себя видишь ты сам, прошу прощения за банальность, — он указал пальцем на палак панир. — Ну как тебе? Говорят, что, вкушая это блюдо, можно ощутить колорит индийской души.

— Очень вкусно, — согласилась Барбара, отправляя в рот кубик мягкого сыра. — Ты еще и готовить умеешь! Мечта любой женщины.

— Еще один комплимент в его адрес, и я сам воспользуюсь этой штуковиной, — пообещал Джейк, кивнув на оружие.

Все трое рассмеялись, а Барбара поймала себя на мысли, что наслаждается каждой минутой в этой неординарной компании. Один помогает ей избавляться от трупа и дарит оружие, другой учит медитировать и кормит, и оба они — такие непохожие друг на друга — создавали ощущение столь прочного, основанного на родстве душ союза, что сразу же возникало желание стать его частью.

После ужина Джейк сообщил, что ему нужно ненадолго уехать, чтобы решить кое-какие дела, но попросил Барбару не уходить.

— Я скоро вернусь, а до тех пор Будда тебя развлечет, если не возражаешь.

Барбара кивнула: ей нравилось беседовать с Буддой, к тому же у нее накопились определенные вопросы, и ей не терпелось задать их.

— Брат в своем репертуаре. — Будда указал на коробочку с подарком, когда Джейк ушел.

— Я как раз хотела тебя об этом спросить, — воспользовалась ситуацией Барбара. — Джейк сказал, что ты в курсе всех его поступков и при этом выглядишь совершенно спокойным, словно они тебя не задевают. Разве твои духовные практики не противоречат этому?

Будда отодвинул пиалу с чаем и забрался на диван с ногами, сложив их по-турецки. Подумал, прежде чем ответить:

— Разве могут духовные практики противоречить течению жизни?

— Джейк наделал много ошибок, и я тоже. Я совсем этим не горжусь. Не то чтобы я нуждалась в твоем осуждении, но оно было бы понятнее, чем полное приятие.

— Ты снова упускаешь одну важную деталь, — мягко возразил Будда. — Мы уже говорили об этом. Ошибок не существует. Есть последовательность событий и личных выборов, которые приводят тебя в определенную точку места и времени. Какой бы эта точка ни была — она часть грандиозного замысла, и кто мы такие, чтобы спорить с законами мироздания?

— Но ведь есть объективно плохие вещи! — не унималась Барбара. — Такие, как болезни, убийства, смерть!

— Все эти вещи плохи лишь в том случае, если не понимаешь свою природу. Если считаешь себя и весь мир конечным. Но прелесть в том, что все мы, каждый из нас — это энергия, у которой нет ни начала, ни конца. Мы бессмертны и велики — разве ты не почувствовала нечто подобное во время медитации?

— Да, — неуверенно протянула она. — Но…

— И «но» никаких тоже нет, — прервал ее Будда. — Тебе посчастливилось пережить момент истины, и вместо того, чтобы вдохновиться и по-новому взглянуть на жизнь, ты обесцениваешь коснувшееся тебя озарение. Ты, как и практически любой современный человек, придаешь значимость незначительному. Зацикливаешься на собственной важности и на важности своих поступков и тем самым закрываешься от того, что по-настоящему велико. Для вселенной, мироздания, бога — называй как хочешь — не имеет никакого значения, куда ты пойдешь — направо или налево. Действительно имеет смысл лишь то, как ты сам на это реагируешь. Если ты получаешь удовольствие, позволяешь себе дышать полной грудью, не изводишь себя бессмысленными сожалениями, стыдом или виной — значит, ты живешь в соответствии с высшим замыслом. Мы приходим на эту Землю потому, что сами решили. Оставаться чистой энергией — это здорово, но в чистой энергии нет развития, ибо ты и так совершенен. Развитие возможно лишь в материальной форме, когда ты ограничен физиологией. Поэтому мы здесь, чтобы заново познать себя, вернуться к пониманию своей бессмертной природы. Это чудесная игра, и относиться к ней нужно именно как к игре. Снизить значимость всего. Стать легче. Проще. Свободнее. И тогда — только тогда — ты станешь всесильным.