и пошли на юг.

Когда Ганнибалу доложили о том, что 6000 римлян вырвались из западни и уходят с поля боя, командующий вызвал командира конницы Магарбала. Полководец приказал кму взять отряд конницы, ливийских копейщиков и испанских пехотинцев, преследовать римлян и не выпустить их из ловушки. Легионеры шли всю ночь, и рассвет следующего дня застал их около какой-то деревни. Люди вошли в поселение и в буквальном смысле слова повалились на землю, поскольку у них не осталось сил после сражения и длительного изматывающего марша. Свалив на улице в кучи щиты и копья, легионеры расположились на отдых среди деревенских садов. Вскоре пришел Магарбал. Но начальник конницы не бросился бездумно в атаку, а решил сберечь своих людей и отправил к римлянам парламентеров с предложением сдаться, гарантируя взамен жизнь. Положение легионеров было отчаянным, поскольку сил сражаться не было, а помощи ждать было неоткуда. Посовещавшись, они приняли предложение Магарбала. Сложив мечи и доспехи на выходе из деревни, легионеры были окружены карфагенянами и отправились в обратный путь к Тразименскому озеру.

В это время Ганнибал объезжал поле битвы. С уважением относясь к храбрости, проявленной в битве Гаем Фламинием, он велел найти тело римского консула и торжественно похоронить. Однако воины не смогли выполнить приказ командующего: поле боя было завалено кучами мертвых тел и грудами оружия, поэтому поиски пришлось прекратить.

Через день к карфагенскому полководцу привели оборванную толпу пленных, захваченных на поле боя и выловленных в окрестностях Тразименского озера. Ганнибал был краток: римлян заковать в цепи, а их италийских союзников отпустить на все четыре стороны, пусть идут, куда хотят. На прощание он им сказал, что «пришел воевать не с италийцами, но с римлянами за освобождение италийцев» (Polyb. III).

Так закончилась знаменитая битва при Тразименском озере.

* * *

Битва при Тразименском озере ознаменовалась сокрушительным разгромом римлян. Рассмотрим некоторые аспекты сражения. Начнем с даты. Её называет римский поэт Овидий в своем сочинении «Фасты» (VI, 765):

22 июня

Я не хотел бы, чтоб ты, хоть торопишься, Цезарь, к победе,Против вещаний теперь двинулся в новый поход.Пусть и Фламиний тебе, и брега Тразимена напомнят,Что через птиц подают боги благие совет.Если ты спросишь, когда привело безрассудство к несчастью,Точно ответить могу: за десять дней до календ.

Никаких оснований отвергать информацию Овидия у нас нет, поэт точно знал, о чем писал. Так же, как об этом знали и его римские читатели, которые наверняка бы заметили ошибку, допущенную поэтом.

Удивительно, но некоторая часть римского общества связывала поражение в битве не с отсутствием таланта военачальника у Фламиния или гением Ганнибала, а с тем, что консул демонстративно пренебрег исполнением религиозных обрядов. Об этом говорил Цицерон в своем трактате «О дивинации»: «Во Второй Пунической войне Г. Фламиний, второй раз консул, пренебрег предзнаменованиями – разве это не привело к величайшим бедствиям для государства?» (XXXV, 77). В этом смысле очень интересны слова, которые Тит Ливий вкладывает в уста Квинта Фабия Максима Кунктатора: «Консул Фламиний, – сказал он сенаторам, – больше виноват в пренебрежении к обрядам и ауспициям, чем в дерзкой неосмотрительности» (XXII, 9). Хотя данный случай не был чем-то из ряда вон выходящим в римской истории. Достаточно вспомнить, как консул Публий Клавдий Пульхр во время Первой Пунической войны накануне морского сражения выбросил клетки со священными курами в море, заявив при этом: «пусть пьют, раз не хотят есть» (Cic. De nat. deor. II, 3, 7). Тем не менее, высказанное Цицероном мнение о религиозной подоплеке поражения в римском обществе присутствовало.

Совершенно иную точку зрения на битву при Тразименском озере высказал Луций Анней Флор: «У нас нет оснований сетовать на богов. Поражение предсказали безрассудному полководцу рои пчел, усевшиеся на значки легионов, воспрепятствовав их движению, и последовавшее за началом сражения мощное землетрясение, если только содрогание земли не было вызвано топотом людей и коней и яростным скрежетом оружия» (I, XXII, 13). О том, что в разгар битвы произошло сильное землетрясение, пишут Тит Ливий, Плутарх и Цицерон: «Целий добавляет, что в то же самое время, когда здесь шло это злосчастное сражение, в Лигурии, Галлии, на многих островах, по всей Италии произошли сильнейшие землетрясения, так что многие города были разрушены, во многих местах земля осела, и в ней появились трещины, реки потекли вспять, и море вошло в их русло» (Cic. De divi. XXXV, 77). Но суть не в землетрясении, а в том, что в поражении римских легионов Флор обвиняет конкретно Гая Фламиния.

Аппиан прямо пишет, что именно консул, «будучи неопытным в военном деле, избранный на эту высокую должность благодаря заискиваниям перед народом» (VII, 9), виноват в сокрушительном разгроме легионов. Подчеркивает такие качества Фламиния, как «поспешность и неопытность» (VII, 10). И если насчет поспешности с историком можно согласиться, то пассаж про неопытность не стоит воспринимать всерьез. Полибий по этому поводу пустился в пространное рассуждение, единственной целью которого было доказать, что Фламиний никоим образом не подходил на роль командующего: «Действительно, нужно быть невежественным или ослепленным, чтобы не видеть, что важнейшая задача военачальника – постигнуть характер и природные наклонности неприятельского вождя. Если в борьбе один на один, шеренги с шеренгой стороне, жаждущей победы, необходимо сообразить, каким образом цель может быть достигнута, какие части тела противника обнажены или не защищены оружием, то начальник всего войска должен отыскивать не открытую часть тела, но слабую сторону в характере противника: ведь многие вследствие легкомыслия и полной нерадивости губят вконец не только государство, но и собственную жизнь. С другой стороны, многие, пристрастившиеся к пьянству, не в состоянии заснуть прежде, чем не приведут себя в беспамятство вином; иные, преданные неумеренным любовным наслаждениям, не только губили государства и свое имущество, но и сами погибали позорною смертью. Трусость и нерадивость в частном человеке подвергают одержимого ими позору, а в главнокомандующем пороки эти представляют величайшее несчастие для всех: подобный вождь не только усыпляет бодрость духа своих подчиненных, но часто повергает в величайшие опасности и тех, которые облекли его властью. Потом нерассудительность, слепая смелость, безумная стремительность, а также суетность и высокомерие – качества вождя, выгодные для врагов, весьма гибельные для своих, ибо подобный человек легко становится жертвою всяких козней, засад, обмана. Вот почему, если кто в состоянии постигнуть ошибки ближнего и при нападении на неприятелей имеет в виду слабую сторону вождя их, тот очень быстро одержит решительную победу. Если потеря кормчего предает все судно с командою в руки врагов, то точно так же, если кому удастся опутать неприятельского вождя кознями или хитро рассчитанными планами, тот часто завладевает всем войском