— Пошли, погреемся.

Лагерь разбили здесь же, на поляне, перевезя припасы на снегоходах с места первой запланированной стоянки.

Мимо Сагала прошагали военные с носилками, накрытыми брезентом. Следом, сложив руки за спиной, надзирательской походкой шел капитан Погребной. На секунду он посмотрел на Сагала, в его взгляде читалась торжествующая надменность.

«Видишь, мы нашли его. Ты ошибся».

Наблюдая оставшуюся на льду бесформенную выемку, Сагал заметил кое-что странное. Словно его глаза сложили воедино огромный пазл.

Он уже знал, что нужно делать.

* * *

Палатка для припасов стояла у небольшого оврага, в отдалении от главного шатра. Внутри громоздились до потолка коробки с едой, водой и оборудованием, образуя тесный лабиринт. Как назло, нужная коробка с консервами, в которую Сагал сунул пакет с собачьим кормом нашлась в самом низу высокой пирамиды. Скорчившись в тесном помещении, он разгребал завал, пока не добрался до цели. От полной миски хрустящего корма Дау пришел в неописуемый восторг.

Сагал пришел сюда не только за кормом. Поиск нужной вещи провел его по узкому Z-образному проходу в конец палатки, где он, к собственному удивлению, обнаружил в тесном закутке пленного мальчишку и охранявшего его напарника лейтенанта. Военный на Сагала особого внимания не обратил, а вот мальчишка в одно мгновение выпрямил спину и уставился на Сагала полным ненависти взглядом. Казалось, он готов разодрать его голыми руками.

— Это ты!

Мальчик приподнялся на стуле, но его тут же окрикнул военный.

— Уже ухожу, — Сагал быстрым взглядом охватил окрестности в поиске того, за чем пришел, и, к счастью, отыскал.

— Когда-нибудь я тебя достану. Запомни мое лицо. Я отомщу за то, что ты сделал с ним! Ты… ты… тварь!

— Эй, заткнись уже, — гаркнул военный.

Мальчик покосился на того со злобой и замолчал.

— Что ты ему сделал? — поинтересовался военный дружеским тоном.

Сагал пожал плечами, забрал коробку и покинул палатку.

Его одолело трепетное предвкушение, смешанное со страхом. Где-то глубоко внутри он всегда боялся, что однажды столкнется с тем, что не сможет объяснить. Все эти годы раз за разом он доказывал себе обратное, но то едкое чувство предвкушения беды становилось все отчетливее. И сейчас оно как никогда раньше завладело его мыслями.

Был только один способ избавиться от него.

* * *

Носилки лежали в нескольких метрах от входа в главный шатер. Торчащие из-под брезента скрюченные почерневшие ступни подобно ядовитым стрелам смотрели на присутствующих.

Танька, побелев как врачебный халат, отвернулась, чтобы не видеть этого. Паша тоже отвел глаза в сторону, поставив на стол недопитый чай. Мотор заметил их негодование, вышел и прикрыл ноги трупа брезентом.

Капитан сидел с каменным лицом и слушал рассказ лейтенанта, как они с напарником накануне этот самый труп нашли. И как преследовали нарушителей, и как опять никого не поймали. На последнем отрезке лейтенант особенно нервничал, но капитан, глубоко погрузившийся в собственные мысли, пропустил это мимо ушей.

Мотор вручил Брадинкину нарисованный от руки план прибрежной территории с указанием места, где нашли труп. Военврач прицепил его к папке железной скобой и попросил Мотора сберечь до возвращения снимки в фотоаппарате.

— Неизвестный? — удивился Мотор, прочитав с папки. — Это же пропавший охотник. Фото совпадает.

— Точно запишут после официального опознания, — пояснил Брадинкин и добавил официальным тоном: — Процедура.

— Он наш! — воскликнул капитан, прекратив все разговоры вокруг. — Враг пытал его. Долго, зверски. А потом выкинул помирать, как собаку. Он достоин, чтобы ты вписал его имя.

— Так точно, товарищ капитан, — покрывшись испариной, военврач выполнил приказ.

Повисла напряженная пауза.

— В иркутском СК у меня есть знакомый судмедэксперт. Я ему позвоню. Он настоящий профи, быстро организует вскрытие и все экспертизы.

— Тело останется.

— Товарищ капитан, судмеды не согласятся работать в палатке. Существа они нежные, — Брадинкин хихикнул.

Погребной протянул руку, потребовав телефон. Военврач протянул ему трубку. Погребной ловким движением пальцев, словно держал револьвер, свернул антенну, телефон бросил на стол.

— Мне нужна причина смерти.

— Я не патологоанатом, товарищ капитан. Я военный врач.

— Именно — военный, — капитан сделал ударение на последнем слове. — Через два часа принесешь заключение.

— Так точно.

Погребной поднялся со стула, оглянулся на остальных и медленно пошел к выходу. Брадинкин провожал его ошарашенным взглядом.

* * *

От яркого полуденного солнца у Паши щурились глаза. Он открыл ноутбук, протер рукавом запотевший экран. Изображение поплыло, задергалось, а потом и вовсе исчезло.

— Совсем новый был, — расстроился он, пощелкав по мертвым клавишам.

— Суровые военные о мелочах не пекутся, — сказала Танька, подначивая его.

Они сидели на двух походных стульчиках на берегу, в нескольких метрах от озера.

— Мне бы пошла военная форма, — мечтательно сказал Паша.

— Не говори о том, чего не знаешь. За формой теряется личность. Не хочу, чтобы это с тобой произошло.

— Как было с твоим отцом?

— Мой папа… — она замолчала. — У него не было выбора. В армии, знаешь, выбор не приветствуется.

— И все же благодаря ему ты стала хорошим человеком.

— Скорее вопреки. Мы с ним всю жизнь были как генералы двух враждующих армий.

Танька улыбнулась с тоской и посмотрела на синее небо. Паша, глубоко вздохнув, произнес:

— Не могу выбросить из головы его черные ноги. Мне сегодня кусок в горло не полезет.

— В первый раз увидел труп?

— Я деда хоронил. Но там он в гробу лежал. А здесь… Ты видела раны на теле? Кто мог так жестоко, не понимаю.

Танька подобрала камешек и швырнула на лед. Тот с глухим стуком поскакал по стеклянной глади.

— У каждой цивилизации субъективное понятие жестокости. То, что ты называешь жестоким, для других может быть обыденным, но это не значит, что эти другие плохие.

— Я бы никогда не ударил и не унизил слабого. Если это делает кто-то другой, то он плохой и двух смыслов здесь нет.

— Поставь тебя жизнь в другие обстоятельства, ты и не такое совершишь.

— Не совершу! Я себя знаю.

— А я знаю тебя лучше.

Пашу это задело. Он нахмурился.