костре: даже если он там и был, я не видела его. Скорее всего, он провел ту ночь в объятиях другой девушки и совсем не думал обо мне.

 Костер, о котором говорил Ланселот, случился год спустя. Мне исполнилось семнадцать: я сидела тогда на камне в стороне от празднеств, подтянув колени к груди. Мое лазурное платье растекалось по камню, подобно водопаду. В руке я держала бокал теплого вина фейрии потихоньку отпивала из него, отдаляя момент, когда погружусь в привычное безумие.

 Вино было таким сладким, что я могла бы выпить его за пару глотков, но я давно узнала, что и с ним не стоит торопиться: оно не походило на алкоголь Альбиона, где могли осушить бутылку за один присест. На Авалоне оно ударяло в голову куда сильнее: если ты к нему не привык, то вскоре рискуешь потерять себя. Чем меньше в тебе крови фейри, тем оно опаснее. Артур никогда не пил больше глотка.

 Наряды, которые мы надевали в ночи костров, были длиннее повседневных и такими изящными, что в Альбионе нас бы закидали камнями. В ту ночь платье мое открывало руки, плечи и зону декольте, без дополнительных слоев, нижней юбки, корсета и прочего – я дышала свободно и глубоко. И я знала: если подойду достаточно близко к костру, то сквозь шелк будет видно мои ноги.

 Но мой наряд был далеко не самым фривольным: то там, то тут мелькали голые руки и ноги, прозрачные ткани, которые не особо что скрывали, вырезы до пупка. Нимфы из квартета носили одинаковые юбки до пола, но выше пояса – ничего. Их светлые волосы ниспадали на плечи и закрывали грудь. По сравнению с ними мое платье казалось совсем строгим.

 Я поискала взглядом Моргану: она танцевала в толпе в черном кружевном платье на одно плечо, почти прозрачном. Юбка ее была длинной, но я ясно видела ее ноги сквозь ткань. Она заметила, что я на нее пялюсь, и, улыбнувшись, поманила меня к себе, но, хоть музыка и увлекала меня, я покачала головой.

– Еще пять минут, – сообщила я ей одними губами и подняла руку.

 Она закатила глаза и перевела взгляд на своего спутника, симпатичного фейри с рогами, изогнутыми над черными кудрями. Моргана обвила его шею руками, и они начали танцевать, стоя так близко, что казались одним созданием.

– Это все ее кровь. – Внезапно рядом со мной опустился Артур.

 Прическа его была не такой аккуратной, как всегда: прядки выбивались, торчали, и он походил на одуванчик. Белая рубашка перекосилась, верхнюю пуговицу он расстегнул, а щеки его раскраснелись – то ли от жары, то ли от вина, сложно сказать. Он заметил мое недоумение и рассмеялся.

– Музыка действует на нее не так сильно, как на нас, – пояснил он. – И ты обычно держишься дольше меня, так что у тебя в роду наверняка были фейри.

– А что же Гвен? – спросила я.

 В толпе отыскать ее было легко – из-за копны рыже-золотых волос. Она танцевала с группой фейри, которых я не узнала, и ее зеленое платье кружилось, как лепестки. Один рукав соскользнул с плеча, обнажив россыпь веснушек, и Гвен не стала его поправлять.

– Гвен нравится забвение, которое дарит ей музыка, – произнес Артур, не отрывая от нее взгляда. – Она как-то сказала мне, что это напоминает ей о жаре охоты в Лионессе, когда разум затихает, и на его месте остаются только инстинкты. Только действие, никаких мыслей.

 Я покосилась на Артура. Его чувства к Гвен были очевидны даже тогда, а она не обращала на них внимания, надеясь, что это пройдет. Но этого не случилось. Думаю, я бы не удивилась, даже если бы не видела ее будущего. Влюбленность Артура не была легкой и простой. Это не многочисленные похождения Ланселота или бесконечные партнеры Морганы. Не крошечное пламя. Артур никогда не влюблялся просто так, не умел вспыхивать за секунду… и любил долго.

– Вы с Гвен очень разные, – осторожно заметила я и игриво ткнула его локтем. – Не могу представить, чтобы ты захотел отключить свой разум. Ты полагаешься на свои мысли, Артур, словно ребенок, который повсюду таскает с собой одеяло.

 Он засмеялся и покачал головой.

– Я люблю логику, – согласился он. – Но здесь, на Авалоне, ее немного… даже если кажется, что ты наконец ухватил ее, то она ускользает сквозь пальцы, словно песок. Ты здесь уже давно, наверняка тоже заметила.

 Давно. Ощущалось как вечность и одно мгновение. Я допила свое вино и поставила кубок на камни.

 Артур протянул мне руку, и мы соскользнули с места: он повел меня в толпу из фейри и людей. Я позволила себе расслабиться и впустить внутрь музыку: мое сердцебиение стало еще одной частью песни. В Камелоте леди Гриер, учительница танцев, называла меня мерином из-за моей неуклюжести, но здесь от этого не осталось и следа: под мелодию фейри тело двигалось само. Я была грациозной и правильной, мое тело словно не принадлежало мне, а стало частью острова: его вели ветер, приливы и звезды.

 Но я никогда не позволяла себе в этом утонуть – щипала себя за запястье каждые несколько минут, чтобы туман в рассудке рассеялся. Толпа двигалась в такт музыке, словно мы все превратились в единое сердце, единый организм. Лица смазывались: большинство из них были непривычными лицами фейри. Их взгляды скользили мимо меня, словно на самом деле меня тут и вовсе не было. Хорошо хоть, Артур держал меня за руку: пусть я не видела его, но хотя бы знала, что он здесь.

 Я то и дело выхватывала из толпы блеск фиолетовых глаз Морганы и рыжие кудри Гвен. Я пыталась тащить Артура в их сторону, но они всегда ускользали прежде, чем мы до них добирались.

 Нам пришлось разжать руки: Артура унесло толпой, и меня накрыло паникой, которая чуть притуплялась заклинанием фейри. Мне было страшно, но хотелось большего. Мне чего-то не хватало. Меня переполняло все на свете. Тело двигалось под музыку без участия головы, я существовала в моменте, и все остальное – и прошлое, и будущее – проносилось мимо. Туман в голове усилился, но я еще соображала, еще понимала: здесь слишком много народу – слишком много незнакомцев – и слишком мало места. Мне не хватало воздуха, что-то сдавливало мою грудь. Я опустила взгляд, оказалось: в пылу танца мое платье сползло ниже даже, чем носила Моргана. Я поспешила натянуть его обратно.

– Аккуратнее, Шалот. Выглядишь так, словно сейчас откатишься. – Ланселот всегда заговаривал со мной спокойным, полным холодка голосом. – Если тебя растопчет толпа, то меня сожрут.