Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с трепетом наблюдал, как она разворачивает книгу. Онавзяла ее обеими руками, посмотрела на титульный лист, перевернула томик искользнула взглядом по обороту обложки. У меня перехватило дыхание. Мнехотелось подойти к ней и сказать что-нибудь, но я не смог. Я словно прирос кместу, стоя в нескольких метрах от матери, и с жадностью ловил каждый ее жест,а она даже и не догадывалась о моем присутствии. С романом в руках онавозобновила путь в сторону памятника Колумбу. Проходя мимо дворцавице-королевы, мать сделала шаг к урне и выбросила книгу. Она удалялась побульвару Рамбла, а я смотрел ей в спину, пока она не затерялась в толпе,исчезнув, словно никогда ее тут и не было.
19
Папаша Семпере сидел один в своей лавке, подклеиваяразорванный и отвалившийся корешок романа «Фортуната и Хасинта».[28]Невзначай подняв голову, он увидел за дверью меня. Ему хватило пары секунд,чтобы понять, в каком я нахожусь состоянии. Он махнул мне, приглашая зайти. Кактолько я очутился в магазине, Семпере подвинул мне стул.
— У вас ужасный вид, Мартин. Вам срочно нужно к врачу.Если вы боитесь, я схожу с вами. Лично меня лекари тоже нервируют со своимибелыми халатами, шприцами и скальпелями, но иногда можно и в ящик сыграть.
— Это всего лишь головная боль, сеньор Семпере. Она ужепроходит.
Семпере налил мне стакан воды «Виши».
— Выпейте. Лечит все, кроме глупости, которая принимаетхарактер пандемии.
Я через силу улыбнулся шутке Семпере. Выпив воды, я сделалглубокий вдох. К горлу подступала рвота, и за левым глазом разлилась давящая,пульсирующая боль. В какой-то миг мне почудилось, что я сейчас потеряюсознание. Я закрыл глаза и часто задышал, моля Господа, чтобы он не позволилмне отдать концы прямо там, в лавке. Судьба не могла обладать настолькоизвращенным чувством юмора, чтобы, приведя меня к порогу Семпере, в благодарностьза все, что он для меня сделал, в качестве вознаграждения преподнести ему мойтруп. Я почувствовал, как на лоб мне легла рука. Семпере. Я открыл глаза иобнаружил букиниста вместе с сыном. Тот вошел в комнату и смотрел на меня спохоронным выражением на лице.
— Вызвать врача? — спросил сын Семпере.
— Мне уже лучше, спасибо. Намного лучше.
— У вас своеобразная манера приходить в себя. От нееволосы встают дыбом. Вы весь серый.
— Можно еще глоток воды?
Сын Семпере поспешно наполнил стакан.
— Прошу прощения за спектакль, — сказал я. —Честное слово, я его не репетировал.
— Не говорите чепухи.
— Может, вам нужно съесть что-то сладкое? Наверное, увас понизился уровень сахара… — предположил Семпере-сын.
— Сходи в пекарню на углу и принеси каких-нибудьсладостей, — распорядился книготорговец.
Когда мы остались вдвоем, Семпере впился в меня взглядом.
— Клянусь, я схожу к врачу, — пообещал я.
Через пару минут вернулся сын букиниста с бумажным пакетом ссамой свежей выпечкой из местной булочной. Он протянул мне пакет, и я выбралбриошь — лакомство, которое в иное время соблазнило бы меня не больше, чем задхористки.
— Ешьте, — велел Семпере.
Я послушно сжевал бриошь. Постепенно я действительнопочувствовал себя лучше.
— Как будто оживает, — заметил молодой человек.
— Чего только не вылечат булочки из угловой пекарни…
Прозвенел дверной колокольчик. В магазин зашел покупатель,и, с разрешения отца, Семпере-сын покинул нас, чтобы его обслужить. Букинист неотходил от меня ни на шаг и пытался сосчитать пульс, надавив указательнымпальцем на запястье.
— Сеньор Семпере, помните, много лет назад, вы сказали,что, если мне однажды понадобиться спасти книгу, спасти по-настоящему, я долженобратиться к вам.
Семпере скользнул взглядом по книге, которую я вызволил изурны, куда ее выкинула моя мать, и все еще держал в руках.
— Дайте мне пять минут.
Уже смеркалось, когда мы спустились вниз по бульвару Рамбла,лавируя в толпе праздного народа, вышедшего погулять теплым влажным вечером.Ощущалось слабое дуновение ветерка, и все окна и двери балконов были открытынастежь, из них выглядывали люди, наблюдая за дефиле силуэтов под небом,отсвечивающим янтарем. Семпере шел споро и не сбавлял шага, пока перед нами незамаячила тенистая аркада в начале улицы Арк-дель-Театре. Прежде чем свернуть впроход, он строго посмотрел на меня и торжественно сказал:
— Мартин, о том, что вы сейчас увидите, нельзярассказывать никому, даже Видалю. Ни одной живой душе.
Я кивнул, заинтригованный серьезным выражением лица итаинственностью букиниста. Я последовал за Семпере по узкому переулку,напоминавшему скорее каменистую тропу между темными ветхими зданиями. Ониклонились к земле, как каменные ивы, застилая линию горизонта, окаймлявшуюплоские крыши. Вскоре мы приблизились к деревянному порталу, будтозапечатывавшему древнюю базилику, которая, казалось, не меньше столетияпростояла на дне болота. Семпере взошел по ступеням к порталу и, взяв бронзовыйдверной молоток — кованую фигурку улыбающегося чертенка, — триждыпостучал. Затем он вновь спустился вниз и стал ждать вместе со мною.
— О том, что вы сейчас увидите, нельзя рассказывать…
— …никому. Даже Видалю. Ни одной живой душе.
Семпере важно кивнул. Мы прождали минуты две. Потом раздалсязвук, словно сотня замков сработала одновременно. Портал приоткрылся спротяжным стоном, и показалась голова человека средних лет, с жидкими волосами,ястребиными чертами лица и пронзительным взглядом.
— Нас было мало, но родился Семпере, чтобы жизнь медомне показалась, — язвительно бросил он. — Кого вы притащили сегодня?Еще одного графомана из тех, кто не в состоянии жениться, так как предпочитаетжить с мамочкой?
Семпере не обратил внимания на колкое приветствие.
— Мартин, это Исаак Монфорт, хранитель этого места, добрейшейдуши человек. Выполняйте все, что он скажет. Исаак, это Давид Мартин, писательи мой близкий друг, кому я полностью доверяю.
Исаак без особого воодушевления смерил меня придирчивымвзглядом с ног до головы и покосился на Семпере.
— Писателю никогда нельзя полностью доверять.Послушайте, Семпере объяснил вам правила?
— Он предупредил только, что нельзя никому рассказыватьо том, что я увижу.
— Это первое и самое главное условие. Если вы егонарушите, я лично сверну вам шею. Уловили основную идею?
— На сто процентов.
— Тогда входите, — сказал Исаак, жестом приглашаявойти.
— Я попрощаюсь теперь, Мартин. Оставляю вас вдвоем. Тутбезопасно.