— Вы уверены сеньор, что хотите выйти здесь? —спросил шофер, усомнившись в моем рассудке. — Если желаете, я могуподождать вас немного…

— В этом нет необходимости.

Урчание такси затихло у подножия горы, и я остался наедине светром, завывавшим в кронах деревьев. Из парка к ограде ветер гнал сухие листья,и они водоворотом кружились вокруг моих ног. Я приблизился к воротам, стянутымпроржавевшими цепями, и сквозь решетку заглянул внутрь. Лунный свет омывалконтуры фигуры мозаичного дракона на нижней площадке парадной лестницы. Чернаятень с глазами, поблескивавшими, как жемчуг под толщей воды, лениво скользнулапо ступеням. Это была большая черная собака. Животное остановилось у подножиялестницы, и только тогда я заметил, что пес не один. Еще два зверя молчанаблюдали за мной из-за ограды. Одна собака подкрадывалась ко мне, прячась втени, падавшей от домика привратника справа от ворот. Другой пес, самый крупныйиз трех, вскочил на стену и с карниза следил за мной с близкого расстояния.Сквозь оскаленные клыки струился пар его дыхания. Я медленно отступил, глядяживотному прямо в глаза и не смея повернуться спиной. Шаг за шагом я отступилна противоположную сторону тротуара. На стену запрыгнула вторая собака и теперьнастороженно провожала меня взглядом. Я пошарил ногой по земле в поисках палкиили камня, которые могли бы послужить оружием защиты, если псы решат прыгнутьвниз и наброситься на меня, но мне попадались только сухие листья. Я знал, что,стоит мне отвести глаза и обратиться в бегство, животные погонятся за мной. Неуспею я пробежать и двух десятков метров, как они повалят меня и растерзают.Третий пес, тот самый, которого я заметил первым, выступавший, похоже, манком,начал карабкаться на верхнюю кромку стены, собираясь присоединиться к двумдругим. Ну вот и все, подумал я.

В этот миг за спиной у меня вспыхнул свет, и занявшеесясияние осветило оскаленные морды трех псов. Собаки остановились как вкопанные.Я оглянулся через плечо и увидел темный фасад, возвышавшийся в полусотне метровот входа в парк. В окнах горел свет, и это было единственное освещенное зданиена холме. Один из псов с глухим рычанием удрал в глубь парка. Спустя мгновениедве другие собаки убежали следом.

Без долгих раздумий я направился к дому. Как и описывалКорелли в приглашении, он находился на пересечении улиц Олот и Сан-Хосе-де-Монтанья.Узкое угловатое трехэтажное строение, похожее на башню и увенчанное мансардой,несло караульную службу над городом и призрачным парком у подножия.

Дом стоял на возвышении, к его дверям вели широкие лестницы.Из больших окон струилось золотистое сияние. Когда я поднимался по каменнымступеням, мне показалось, будто я различил на балюстраде второго этажаочертания человеческой фигуры. Она застыла неподвижно, точно паук,распластавшийся в паутине. Ступив на площадку лестницы, я остановился перевестидух. Входная дверь была приоткрыта, и полоса света простиралась от порога кмоим ногам. Я медленно подошел к входу и замер в проеме. Из дома тянуло запахомувядших цветов. Я постучал в дверь согнутыми пальцами и слегка толкнул еевнутрь. Моему взору открылась прихожая и длинный коридор, терявшийся в глубинедома. Из недр доносился глухой повторявшийся стук, будто хлопала на ветрустворка окна. Этот звук напоминал биение сердца. Я вошел в прихожую и сделалпару шагов вперед. Слева я увидел лестницу в башню, и мне послышались наверху,на последних ее ступенях, шаги, легкие, как поступь ребенка.

— Добрый вечер! — окликнул я.

Не успело эхо моего голоса затихнуть в коридоре, какритмичное постукивание, раздававшееся где-то в доме, прекратилось. Я оказался вполной тишине, и поток ледяного воздуха коснулся лица.

— Сеньор Корелли? Это Мартин. Давид Мартин…

Не получив ответа, я осмелился пройти дальше по коридору,который вел во внутренние покои. На стенах во множестве висели фотографическиепортреты разной величины, оправленные в рамки. Судя по манере позировать итуалетам людей, запечатленных на фотографиях, большинство снимков насчитывалолет двадцaть-тридцать, не меньше. Под каждой рамкой имелась табличка, где былиуказаны имя изображенного персонажа и год, когда сделали портрет. Я принялсярассматривать лица, смотревшие на меня из прошлых времен. Дети и старики, дамыи кавалеры. Их роднило выражение глаз: в них угадывалась тень печали и читаласьнемая мольба. Все смотрели в камеру с таким отчаянием, что кровь стыла в жилах.

— Интересуетесь фотографией, любезный Мартин? —раздался голос рядом со мной.

Я, вздрогнув, повернулся. Андреас Корелли рассматривалфотографии вместе со мной с улыбкой, исполненной меланхолии. Я не слышал и невидел, как он подошел. Когда он мне улыбнулся, меня пробрал озноб.

— Я думал, вы не придете.

— Я тоже.

— Тогда позвольте предложить вам бокал вина, и мывыпьем за наши заблуждения.

Я проследовал за ним в большую гостиную с широкими окнами,обращенными на город. Корелли предложил мне кресло и налил в бокалы вино избутылки, стоявшей на столе. Он протянул мне бокал и уселся в кресло напротив.

Я пригубил вино, оказавшееся превосходным. Я выпил его почтичто залпом и вскоре почувствовал, как согревающее тепло, пролившееся попищеводу, успокаивает мои нервы. Корелли вдыхал аромат вина и наблюдал за мнойсо спокойной дружелюбной улыбкой.

— Вы были правы, — сказал я.

— Как всегда, — отозвался Корелли. —Обыкновенно так и случается, что редко приносит мне хоть какое-то удовлетворение.Иногда мне кажется, что наибольшую радость мне могло бы доставить лишьподтверждение моей ошибки.

— Это легко устроить. Спросите меня, как этопроисходит. Я всегда ошибаюсь.

— Нет, вы не ошибаетесь. По-моему, вы видите вещи почтитак же ясно, как и я, и это также не приносит вам никакого удовлетворения.

Я слушал его и думал, что в настоящий момент единственное,что могло бы принести мне некоторое удовлетворение, — это если бы весь мирсгорел и я тоже сгинул бы вместе с ним. Корелли, словно прочитав мои мысли,широко улыбнулся и кивнул:

— Могу вам помочь, друг мой.

Неожиданно для себя я отвел глаза, уклоняясь от его взгляда,и сосредоточил внимание на маленькой серебряной броши в форме ангела,приколотой к его лацкану.

— Красивая брошь, — сказал я, указав на вещицу.

— Фамильная реликвия, — отозвался Корелли.

Я решил, что мы довольно наговорили банальностей илюбезностей — хватит до конца вечера.

— Сеньор Корелли, зачем я здесь?

Глаза Корелли полыхнули тем же оттенком красного вина, чтотягуче колыхалось у него в бокале.

— Все очень просто. Вы находитесь тут потому, чтонаконец поняли: ваше место — здесь. Вы находитесь тут потому, что около годаназад я сделал вам предложение. Предложение, которое в тот момент вы не былиготовы принять. Но вы о нем не забыли. Я же здесь нахожусь потому, чтопо-прежнему считаю вас тем человеком, кто мне нужен. Следовательно, я предпочелвыждать двенадцать месяцев, прежде чем утратить к вам интерес.