Они проехали щит-указатель «ФЕНН, 11», потом «ИСРАЭЛЬ, 12».Обогнули поворот, и Эдди нажал на педаль тормоза. «Гэланси» резко остановился,подняв столб пыли. На обочине, под указателем «БЕКХАРДТ, 13», стоял знакомыйпикап, сработанный компанией «Форд», а к тронутому ржавчиной борту кузованебрежно привалился еще более знакомый мужчина, в синих, с манжетами, джинсах,отутюженной синей рубашке из «шамбре», застегнутой до чисто выбритой шеи идвойного подбородка. Голову украшала бейсболка бостонской команды «Ред сокс»,чуть сдвинутая набекрень, как бы говорившая: «Мне есть, чем тебя удивить,партнер». Мужчина курил трубку, и синеватый дымок окутывал его изрезанноеморщинами, добродушное лицо, не рассеиваясь в застывшем предгрозовом воздухе.

Все это, благодаря обострившимся до предела чувствам, Эддивидел с удивительной четкостью, отдавая себе отчет, что широко улыбается, такулыбаются, встретив давнего друга с далеком краю, скажем, у египетских пирамид,на рынке в Танжере, на острове Формоза или на Тэтлбек-лейн в Лоувелле, вовторой половине летнего дня в 1977 году, перед самой грозой. И Роланд улыбался.Тощий, высокий, далеко не красавец… и улыбался! Что тут скажешь, чудесам нестьконца.

Они вылезли из кабины и направились к Джону Каллему. Роландподнес кулак ко лбу и чуть согнул колено.

— Хайл, Джон! Я вижу тебя очень хорошо.

— Ага, вижу тебя тоже, — ответил Джон Каллем. — Ясно, какбожий день, — и отдал честь, коснувшись рукой головы пониже бейсболки и повышекустистых бровей, потом повернул голову к Эдди. — Молодой человек.

— Долгих дней и приятных ночей, — Эдди тронул лоб костяшкамипальцев. Он не принадлежал к этому миру, уже не принадлежал, и до чего жеприятно, не притворяться, будто принадлежишь.

— Хорошо сказано, — отметил Джон. — Я приехал раньше вас.Предполагал, что так и будет.

Роланд оглядел леса по обе стороны дороге, нависшее над нимичерное небо.

— Не думаю, что это место подходит…? — вопросительные ноткив его голосе едва слышались.

— Нет, это не то место, где вы хотели бы закончить своидела, — согласился Джон, попыхивая трубкой. — Я его проехал по пути сюда, и вотчто я вам скажу: если вы хотите поговорить, лучше это сделать здесь, чем там.Когда доберетесь туда, сможете только таращиться с разинутыми ртами. Поверьтемне, ничего более удивительного я еще не видел, — на мгновение его лицо сталолицом ребенка, который поймал своего первого светлячка, и Эдди понял, чтоговорит Каллем совершенно искренне.

— Почему? — спросил он. — Что ждет нас впереди? Приходящие?Или дверь? — тут в голове сверкнула мысль… и Эдди ухватился за нее. — Этодверь, не так ли? И она открыта?

Джон уже начал качать головой, потом передумал.

— Может, и дверь, — последнее слово он растянул доневозможности, словно оно стало для него драгоценностью, с которой он никак нехотел расставаться. Оно тянулось, как вздох после долгого, трудного дня:две-е-е-ерь. — Выглядела не совсем, как дверь, но… Возможно. Могла это бытьдверь? — он задумался. — Ага. Но я думаю, что вы, парни, хотите поговорить, аесли мы поедем туда, к «Саре-Хохотушке», разговора не получится: вы будетепросто стоять с отвисшими челюстями, — Каллем вскинул голову, расхохотался. — Ятоже.

— Сара-Хохотушка, это кто? — спросил Эдди. Джон пожалплечами.

— Многие люди, купившие дома у озера, дают им имена. Ядумаю, потому что очень дорого за них заплатили. Вот и хотят получить за своиденьги чуть больше. Так или иначе, «Сара» сейчас пустует. Дом этот принадлежитсемье Макгрей из Вашингтона, округ Колумбия, но они выставили его на продажу. Уних черная полоса. У него инсульт, а она… — он опрокинул в рот воображаемыйстакан.

Эдди кивнул. Многое, связанное с этим походом к Башне, он непонимал, но кое-что знал безо всяких объяснений. К примеру, дом наТэтлбек-лейн, откуда, судя по всему, и появлялись в этом мире приходящие, ДжонКаллем назвал «Сара-Хохотушка». Эдди же не сомневался, что на щите-указателе, укоторого начиналась подъездная дорожка к этому дому, будет стоять число 19.

Он поднял голову и увидел, как черные облака плывут надозером Кезар на запад, к Белым горам… которые, и тут сомнений быть не могло, вмире, расположенном не так уж далеко от этого, назывались Дискордией… и вдольТропы Луча.

Всегда вдоль Тропы Луча.

— Так что ты предлагаешь, Джон?

Каллем мотнул головой в сторону щита с надписью «БЕКХАРДТ».

— Я присматриваю за домом Дика Бекхарда с конца пятидесятых.Чертовски милый человек. Сейчас он в Вашингтоне, что-то делает в администрацииКартера, — Ка-а-а-ртра-а. — У меня есть ключ. Думаю, мы можем поехать туда. Тамтепло и сухо, а здесь, думаю, скоро станет холодно и мокро. Вы, парни, сможетерассказать мне свою историю, я — ее выслушать, слушатель я превосходный, апотом мы все поедем к «Саре». Я… ну, я просто никогда… — он покачал головой,вынул трубку изо рта, посмотрел на них с искренним изумлением. — Говорю вам,никогда не видел ничего подобного. И знаете что, я даже не знал, как мне на этосмотреть.

— Хорошо, — кивнул Роланд. — Мы все поедем на твоемкартомобиле, если ты не возражаешь.

— Меня это устроит, — кивнул Джон и полез на заднее сидение.

3

Коттедж Дика Бекхардта находился в полумиле от дороги, состенами из сосновых бревен, теплый, уютный. В гостиной стояла пузатая печь, наполу лежал плетеный ковер.

Выходящую на запад стену целиком сделали из стекла, и Эддине устоял перед тем, чтобы на несколько мгновений замереть около нее, несмотряна срочность их дела. Озеро, цвета эбонита, просто пугало. «Как глаз зомби», —подумал он, понятия не имея, откуда взялась такая мысль. У него возникла идея,что, подуй ветер (а он бы обязательно подул, если б пошел дождь), белые барашкипобежали бы по поверхности и, конечно, смотреть на озеро стало бы куда какприятнее. Пропало бы ощущение, что не только ты смотришь на озеро, но и что-тосмотрит на тебя.

Джон Каллем сел за стол Дика Бекхардта из полированнойсосны, снял бейсболку, сжал пальцами правой руку. Обвел Роланда и Эдди ставшимсерьезным взглядом.

— Мы знаем друг друга чертовски хорошо для тех, кто знакомне так уж и давно. Вы со мной согласны?

Оба кивнули. Эдди все ждал, что поднимется ветер, но мирпо-прежнему задерживал дыхание. И Эдди мог поспорить на что угодно, что грозабудет жуткая.

— Люди так хорошо узнают друг друга в армии, продолжил ДжонКаллем. — На войне, в армии. Войне. — Так, наверное, всегда, насколько японимаю, если ситуация критическая.

— Да, — согласился Роланд. — «Под огнем люди сближаются», —так мы говорим.