— Думаю, я смогу приглядывать за Кингом, — сказал Джон. — Иему знать об этом не обязательно. При условии, что я вернусь после того дела,по которому вы посылаете меня в Нью-Йорк. Я представляю себе, что это за дело,но, может, мы расскажете подробнее, — из заднего кармана джинсов досталпотрепанный блокнотик с зеленой обложкой. Пролистал практически весь, но нашелчистый листок, из нагрудного кармана выудил карандаш, послюнявил конец (Эддиедва не передернуло), и выжидающе посмотрел на них, как смотрит на учителялюбой ученик средней школы в первый учебный день.

— А теперь, дорогие мои, почему бы вам не рассказать вашемудядюшке Джону все остальное?

5

На этот раз говорил, по большей части, Роланд, и хотясказать ему надо было гораздо меньше, он уложился лишь в полчаса, ибо говорилмедленно, часто обращаясь к Эдди, чтобы тот помог ему со словом или фразой.Эдди уже познакомился с убийцей и дипломатом, которые жили в Роланде изГилеада, а теперь вот столкнулся с послом, от которого требовалось правильно донестикаждое слово. За окном гроза все не начиналась, но и не уходила.

Наконец, стрелок откинулся на спинку стула. В желтом светесвечей лицо его выглядело совсем древним и при этом красивым. Эдди впервыезаподозрил, что со здоровьем у Роланда проблемы более серьезные, и они неограничивались одной лишь болезнью, которую Розалита Мунос называла сухойскрут. Роланд терял вес, темные мешки под глазами шептали о тяжелой болезни. Онзалпом выпил стакан красного чая и спросил: «Ты понял, что я тебе сказал?»

— Ага, — не более того.

— Ты хорошо все понял, не так ли? — настаивал Роланд. — Нетвопросов?

— Думаю, что нет.

— Тогда перескажи нам все.

Своим корявым почерком Джон заполнил два листка. Теперьпросмотрел их, кивнул себе пару раз. Откашлялся и убрал блокнотик в карман.«Он, возможно, и живет в захолустье, но далеко не глуп, — подумал Эдди. — Инаша встреча с ним — никакая не случайность; просто у ка выдался очень хорошийдень».

— Поехать в Нью-Йорк, — начал Джон. — Найти этого ЭронаДипно. Подружиться с ним. Убедить Дипно, что оберегать розу на пустыре — почтичто самая важная работа в этом мире.

— Почти что можно и опустить, — заметил Эдди.

Джон кивнул, словно речь шла о само собой разумеющемся. Взяллисток со смешным бобром в верхней части, и засунул в просторный бумажник.Передача купчей стала для Эдди едва ли не самым трудным испытанием из выпавшихна их долю после того, как ненайденная дверь засосала его и Роланда и выплюнулав Ист-Стоунэме. Он едва сдержался, чтобы не выхватить ее из руки Каллема,прежде чем она исчезла в старом потрепанном «Лорде Бакстоне» [22]. Иподумал, что теперь гораздо лучше понимает чувства Келвина Тауэра.

— Поскольку вы, мальчики, теперь владеете пустырем, розатоже принадлежит вам, — сказал Джон.

— Роза теперь принадлежит «Тет корпорейшн», — уточнил Эдди.— Корпорации, в которой вы должны стать исполнительным вице-президентом.

Джона Каллема не сильно впечатлила его новая должность.

— Дипно должен подготовить все необходимые документы изарегистрировать «Тет корпорейшн». Потом мы пойдем к этому Мозесу Карверу иубедим его сесть в нашу лодку. Это будет самым сложным… самым сложным, — но мысделаем все, что в наших силах.

— Надень крест тетушки на шею, — сказал Роланд, — и когда вывстретитесь с Карвером, покажи ему крест. Возможно, вам потребуется пройтидолгий путь, чтобы убедить его в своей правоте. Но первым шагом должен статьэтот.

Но пути из Бриджтона Роланд спросил Эдди, может ли онвспомнить какой-нибудь секрет, неважно, пустяковый или важный, который моглизнать только Сюзанна и ее крестный. Так уж вышло, что Эдди такой секрет знал, итеперь изумился, услышав, как Сюзанна заговорила из крестика, который лежал насосновом столе Дика Бекхардта.

«Мы похоронили Пимси под яблоней, где он смог бы наблюдать,как весной осыпаются лепестки цветов, поведал им ее голос. — И папа Моуз сказалмне, что больше плакать не надо, ибо Бог думает, что слишком долгий траур подомашнему любимцу…

Слова превратились в невнятное бормотание, потом смолклисовсем. Но Эдди помнил то, что не успела сказать Сюзанна и пересказал Каллему.

— …что слишком долгий траур по домашнему любимцу — грех».Еще папа Моуз сказал ей, что она может изредка приходить на могилу Пимси ишептать: «Будь счастлив на небесах», — но никогда никому об этом не говорить,потому что проповедники не жаловали идею, будто животные могут попадать нанебеса. И она хранила этот секрет. Я — единственный, с кем она поделилась.

Эдди, возможно, вспомнил, как она, после близости,доверилась ему в темноте ночи, и в улыбке, появившейся на его лице, было большеболи, чем радости.

Широко раскрытыми глазами Джон Каллем посмотрел на крестик,потом на Роланда.

— Что это? Какой-то магнитофон? Магнитофон, не так ли?

— Это сигул, — терпеливо ответил Роланд. — Который поможеттебе наладить отношения с Карвером, если он окажется, как называет таких людейЭдди, упрямцем, стрелок чуть улыбнулся. Нравилось ему это слово, упрямец. Онего понимал. — Надень.

Но Каллем не надел. Во всяком случае, сразу. Впервые с тогомомента, как они познакомились с стариком, считая и те минуты, что они провелипод огнем в магазине, на его лице отразилась тревога.

— Это магия? — спросил он.

Роланд нетерпеливо пожал плечами, как бы показывая, чтослово это в данном контексте неприменимо, и просто повторил: «Надень».

Осторожно, словно боясь, что крестик тетушки Талиты может влюбой момент раскалиться докрасна и сильно его обжечь, Джон Каллем наделкрестик. Опустил голову, чтобы посмотреть на него, отчего под его длинным лицомдвойной подбородок сильно прибавил в размерах, потом убрал крестик под рубашку.

— Господи, — повторил он, очень тихо.

6

Отдавая себе отчет, что сейчас он говорит точно так же, какоднажды говорили с ним, Эдди Дин сказал: «Повтори оставшуюся часть своегоурока, Джон из Ист-Стоунэма, и не ошибайся». В это утро Каллем поднялся спостели сторожем летних коттеджей, из тех, кого мир не видит и не знает. Чтобывечером лечь в постель потенциально одним из самых влиятельных людей, истиннымпринцем Земли. Если его это и страшило, вида он не показывал. Возможно, еще неосознал произошедшей с ним перемены.

Но Эдди в это не верил. Перед ними сидел человек, которогопослала им ка, умный и храбрый. И будь Эдди Уолтером (или Флеггом, как иногданазывал себя Уолтер), он бы, пожалуй, задрожал от предчувствия беды.