Эрик оглянулся на шум отъезжающей машины, заметил меня впарадной и так обеспокоился моим внешним видом, что побежал ко мне со всех ног,выпустив Горация.

— Что такое? Что случилось? — повторялЭрик. — Что они тебе сделали?

— Там… — Я указывала на то место, где стоял «форд», набольшее я была сейчас не способна.

— Что — там? — В глазах Эрика появилось странноевыражение — не то жалость, не то снисходительность.

— Там сидел мужчина.., он в тебя стрелял.

— Что — в кустах? — В голосе Эрика не былоиздевательской нотки, в нем чувствовалось бесконечное терпение, а это еще хуже.

— Не в кустах, а в синем «форде», — я понемногуначала закипать. — Тот тип целился в тебя из снайперской винтовки, а уменя от страха голос пропал. Потом вдруг — бац! — выстрел, и падаешь неты, а он, то есть он в машине лежит и кровища хлещет!

Неужели ты выстрела не слышал?

Эрик посмотрел на меня с некоторым сомнением, но все жеполез в кусты. Я двинулась за ним прямо босиком, как Порфирий Иванов, а Горацийсуетился рядом. Продравшись сквозь кусты, мы выскочили на дорожку, где раньшестоял «форд». На плотно утрамбованной почве отчетливо были видны следы машины.

— Да, — Эрик нагнулся над отпечатками шин. —А это что такое?

Я тоже увидела маленькую темно-красную лужицу. Она быстровпитывалась в землю, но пока еще была видна.

— Гораций, назад! — потому что этому негодяю,конечно, надо было нюхать все вокруг, и кровавую лужу тоже.

— Ты уверена, что он целился в меня? — спрашивалЭрик.

Я хотела ответить, но не смогла, потому что меня начала битькрупная дрожь. Скорее всего, это было от холода. Эрик наконец заметил, что я вмаечке и босиком, охнул и подхватил меня на руки. Ужасно приятно было оказатьсяв сильных мужских руках, но я решила сохранить последние остатки гордости.

— Гораций сбежит. — Я сделала слабую попыткуосвободиться.

— Куда он денется. Домой! — сказал Эрик, неповорачивая головы.

И, естественно, ротвейлер послушно зашагал к дому, а от менябы он обязательно удрал, долго мотал бы нервы, заставил бы себя искать…

Эрик не опустил меня даже в парадной, так и прижимал кгруди, как ценную вещь.

Однако это уж слишком.

— Что, так до шестого этажа и понесешь на руках? Эрик,я все же не пушинка!

Он сдался где-то между третьим и четвертым, что, безусловно,делает ему честь.

Эрик осторожно поставил меня на пол и ткнулся носом вложбинку между шеей и ключицей.

— Как надоело все… — тихонько прошептал он, — ичто они все к нам привязались…

Я стояла, боясь пошевелиться, отметив про себя местоимение«нам» и особенно тон, которым все было сказано. В груди шевелилось какое-тостранное незнакомое чувство.

Очевидно, со стороны мы представляли весьма забавное зрелище— два взрослых и не очень молодых человека стоят, обнявшись, на лестничнойплощадке, причем дама босиком и вообще одета весьма легко. Холод в замерзающихступнях меня несколько отрезвил.

— Эрик, — прошептала я, — дорогой, пожалуй,лучше мне сейчас пойти к себе, нас и так уже видели вместе.

Эрик выпустил меня из объятий с большой неохотой. Ключи отквартиры, к счастью, оказались у меня в кармане джинсов, но Эрик сказал, чтопойдет с нами и проверит квартиру. Дома все было тихо, но от всех волнений, аможет, просто от холода, меня забила крупная дрожь. Эрик развил бурнуюдеятельность, стал проявлять обо мне заботу.

Он нашел в баре в бывшем кабинете Валентина Сергеевичакакую-то реликтовую бутылку водки, на которую даже Артем не позарился. Всеостальные напитки он вылакал постепенно. Эрик налил приличную порцию в стакан ивлил в меня. Вначале я пыталась сопротивляться, но он применил силу, и я отудивления все проглотила, правда, слегка подавилась, так что Эрик еще и поспине меня отлупил. Зато, когда я отдышалась, я поняла, зачем люди пьют такуюгадость, как водка.

Во-первых, я перестала дрожать. Во-вторых, я моментальносогрелась. В-третьих, я абсолютно успокоилась. Ну подумаешь, были какие-тобандиты, но, как говорится, самоустранились. Взаимоуничтожились. Мне-то какоедо этого дело! Меня интересуют только мои собственные проблемы… Я тут же сталавсе это подробно объяснять Эрику, мне вообще вдруг захотелось страшно многовсего ему рассказать, просто какой-то словесный зуд. Язык развязался, я сталаневесть с чего рассказывать ему про всех моих мужей, про то, какие они, всущности, славные люди — каждый по-своему меня любит и каждый обладает своимисобственными достоинствами.

Я чувствовала, что меня заносит, но остановиться не могланикакими силами. Причем некоторой разумной частью своего сознания я понимала,что веду себя ужасно, но другая, стервозная часть, ухмылялась и подзуживала:так ему и надо, сам виноват, зачем напоил меня! Теперь пускай терпит мою пьянуюболтовню!

Через полчаса такой болтовни все прошло, как отрезало, и янаконец скрылась в ванной. Эрик топтался за дверью, потому что его мучиливопросы.

— Кто убил этого «итальянца»? — прокричал он,перекрывая шум льющейся воды. — Кто и зачем?

— Зачем — понятно, чтобы помешать ему убить тебя.

— Это, конечно, очень благородно с его стороны, но,честное слово, я не понимаю причин такого благородства.

— А я понимаю! — Я высунулась из ванной,завернувшись в полотенце, потому что меня осенило. — Послушай, кто сейчасбольше всего заинтересован в твоей безопасности?

— Больше всего — я сам, — честно ответил Эрик.

— Себя и меня заодно пока можешь вычеркнуть. Мы с тобойоружием не пользуемся и вряд ли попали бы в этого курчавого бандита. Думай одругом! Как насчет тех людей, которые ежедневно весьма успешно тебя зомбируют?Внушают тебе странные мысли об изменении финансовых потоков?

— А ты, наверное, права…

— Я всегда права! — хвастливо начала я, но тутзаметила насмешливую искорку в глазах Эрика. — Вот, значит, как. Сталобыть, он видит меня насквозь. Мне стало стыдно, что я веду себя, как маленькая.

— Оденься, — неожиданно мягко сказал Эрик, —а то простудишься.

Действительно, необходимо было одеться, а то он подумает,что я нарочно его провоцирую. Я надела пушистый махровый халат зеленоватогоцвета, который, как я знала, очень подходил по цвету к глазам.

— Спасибо. Так вот, тебя спасли те люди, из квартиры натвоей площадке. Ведь ты им нужен живой и здоровый до тех пор, пока непереведешь деньги на их счет! Они теперь с тебя будут пылинки сдувать.

— До тех пор, пока…

— Вот именно… — я помрачнела. — А как только переведешь— сразу станешь нежелательным и опасным свидетелем, и вот тогда у тебя могутбыть большие неприятности…