Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Татьяна, вы ничего не хотите сказать дочери? Второго такого шанса может и не быть.
Мать быстро заморгала и заозиралась. Зал молчал.
– А чего сказать…
Зал недружелюбно загудел. Героиня явно была нетрезва.
Ведущий спросил:
– Татьяна, вы употребляете алкоголь?
Женщина энергично замотала головой.
– Не-а…
Тогда ведущий обратился к одному из гостей, депутату Государственной Думы, который по совместительству являлся главным и почетным наркологом какой-то больницы.
– Как вы считаете, доктор, Татьяна страдает алкоголизмом?
Депутат приосанился.
– Понимаете, какое дело… Есть определенные признаки, но мы не можем огульно ставить диагнозы до того, как пациент не пройдет полное обследование в нашем центре…
В это время камера зафиксировала какое-то оживление в районе диванчика, где сидели Татьяна с дочерью. Видимо, мать попыталась обнять дочь, что вызвало у последней крайне негативную реакцию. Причем девочка отреагировала молниеносно и со всего размаха заехала маме локтем в живот. То, что удар был сильным, можно было судить по реакции пострадавшей, та резко согнулась и выдала громкую и витиеватую матерную тираду, которую тут же профессионально запикали. Зал неистовствовал, зрители требовали слова. Ведущий грациозно подскочил к какой-то старушке в ярко-рыжем парике и сунул ей микрофон.
– Не, ну вы поглядите, дрянь какая! К ней мать пришла, а она и тут дерется! Как ее с людями оставлять?! Порешит только так!
Зал одобрительно загудел.
Ведущий метнулся в другую сторону, приблизив микрофон к лицу еще одной старушки, с виду очень похожей на первую. Зрительница заголосила:
– А чего девке делать-то? Она, может, тоже хорошо жить хочет! И вкусно есть, и сладко спать!
По реакции зала можно было судить, что какая-то часть приглашенных разделяет и эту, не совсем понятную Градову, точку зрения.
Ведущий привычным жестом усмирил аудиторию. Обратился к девочке:
– Полина, сегодня тебя ждет еще один сюрприз. Поддержать тебя пришли твои подруги-одноклассницы: Галя и Валя.
Полина что-то пробормотала, и на ее лице отразился явный скепсис по поводу предстоящего сюрприза. Ведущий не счел нужным обратить на это внимание, тем более что под грохот аплодисментов в зал уже входили две девочки нестандартной внешности. На них был минимум одежды, волосы раскрашены в яркие цвета: у одной – в желтый, у другой – в фиолетовый. Также у желтенькой вся рука от предплечья до ладони была разрисована какой-то сложной, змеевидной татуировкой, без начала и конца. Внешне Полина явно выигрывала по сравнению с одноклассницами, и Градов на секунду представил себе, что бы стало с дедушками двух подружек, если бы те ненароком разозлили своих внучек. Одноклассницы, как выяснилось, пришли не просто так. Причиной столь нелицеприятного Полининого поступка явились непростые отношения в новой школе. Класс негостеприимно принял новенькую, и началась настоящая травля, хотя, по заявлению очевидцев, сама Полина была не из робкого десятка, что еще раз подтвердила фиолетовая Галя.
– А че она, типа, крутая самая?
Ведущий неопределенно пожал плечами.
Драма, имевшая столь трагические последствия, разгорелась в школьной раздевалке. Причем все это происходило на глазах у дедушки, который работал в школе охранником. Полина, обидевшись на какое-то Валино заявление в ее адрес, вцепилась в ее желтые волосы и резко повалила на пол. Оседлав ее, она начала остервенело бить Валю головой об пол, безнадежно портя недешевую прическу. Тут и вмешался дедушка, оттащив внучку и тем самым порвав ее любимую кофточку. Но не это возмутило девочку. Она не смогла простить «как он, падла, стал на чужую сторону». Рядом с местом событий, прислоненный к стеночке, стоял ломик, которым дедушка обычно подпирал дверь своей бытовки, когда обкуренные подростки «уж слишком озоровали». В порыве справедливого гнева Полина схватила ломик и изо всей силы ударила дедушку по голове. Дедушка упал на живот, и, несмотря на то что лежал тихо и не подавал признаков жизни, она размахнулась и еще три раза врезала ему по самому темечку.
– Я все-таки не понимаю, Полина, почему тебе не хватило одного удара?
Полина смотрела куда-то вдаль отсутствующим взглядом. Ведущий явно волновался.
– Ты должна ответить, Полина. Посмотри, сколько народу пришло, чтобы разобраться в этой непростой истории.
Взгляд Полины стал более осмысленным, она сменила положение ног и поправила прическу.
– А он любил понты всякие, попридуриваться типа…
– В каком смысле?
– Ну, чтоб его пожалели…
– То есть ты не была уверена, что он уже… умер?
– А то!
– То есть ты намеренно желала его смерти?
Зал возмущенно загудел, и другой депутат, по совместительству правозащитник, гневно потребовал дать ему микрофон.
– Вы провоцируете ребенка! Вы не имеете права этого делать! Девочка напугана, деморализована, а вы пытаетесь поймать ее на оговорках!
Временно затихшая мама, видимо ожидавшая удобного момента, воспользовалась суматохой и ловко столкнула дочку с дивана. Та от неожиданности упала на бок. Пока девочка не очухалась, те же два работника канала, которые в свое время привели гостью, спешно схватили ее, упиравшуюся, и увели из зала. В зале началось что-то невообразимое. Все кричали, перебивая друг друга.
– Это жертва домашнего насилия! Ее мать с детства избивала!
– Какая мать?! Она ее в глаза не видела!
– Вот она тосковала по мамке-то…
– В школе девчонку обижали. Она, бедная, тепла и ласки искала…
– Бедная… Таких бедных в детстве расстреливать надо!
– Дедушка проявил душевную черствость. Он знал, что у него проблемный ребенок!
В градовском детстве был популярен похожий сюжет про рыжего конопатого мальчика, который убил дедушку лопатой, но тогда отношение к этому поступку было более спокойное и почему-то никому не приходило в голову столь детально анализировать этот сюжет. Видимо, потому что гласности не было и свободы слова. Может быть, правильно увезла Наташа Аленку из этой страны, хотя кто знает, что у них там в американских школах творится. Где-то он читал, что там строго блюдут права подростков в семье, и если родители или же дедушки их чем-то расстраивают, подростки моментально стучат на них, куда следует, и этот стук всячески поощряется государством. Зазвонил телефон, и Градов стыдливо выключил звук телевизора. На экране высветился Ниночкин номер. Последнее время они общались реже, что, с одной стороны, радовало, так как Градов временами боялся ее напора. Правда, иногда он скучал по ней. Было в ней какое-то природное очарование, которое не замылилось даже в ее непростых жизненных обстоятельствах.