На какое-то время воцарилось молчание. Поскрёбышев чувствовал, как по спине стекает холодная капля пота, но боялся лишний раз пошевелиться.

– Кто ещё знает об этом письме?

– Только мы с Власиком и майор из канцелярии, которому по должности положено перлюстрировать поступающие на ваше имя письма.

– Этот майор не слишком болтливый?

– Никак нет, товарищ Сталин. Тем более он уже подписал бумагу о неразглашении.

– Сколько всего людей в курсе того, что в Советском Союзе объявился возможный пришелец из будущего?

– То есть вы не отвергаете эту фантастическую версию? – набрался смелости спросить Поскрёбышев.

– То, что этот Сорокин натворил в Москве, уже само по себе фантастика. Слишком легко ему удавалось выходить сухим из воды, так что я уже ничему не удивлюсь. Так сколько людей могут быть в курсе, учитывая, что они разболтали своим родным и знакомым, а те, в свою очередь, понесут дальше?

– Да, тут, товарищ Сталин, словно снежный ком, трудно остановить. Он же, этот Сорокин, ещё в селе сразу после приземления признался, что прыгнул якобы в 2017-м, а приземлился в 1937-м. А там народ такой: один услышал – всё село знает. Пусть даже большинство подумают, что это шутка или спятил человек, но слух-то всё равно пошёл.

– Да, тут вашей вины, товарищ Поскрёбышев, нет. Что поделать, не расстреливать же всех… Шутка, – краем рта ухмыльнулся генсек, увидев в глазах секретаря мимолётный испуг. – Но по возможности пусть люди дадут подписку о неразглашении. С этим ясно, а что будем делать с письмом? Мне хотелось бы лично пообщаться с этим человеком, поднявшим на ноги всю столичную милицию. А если он действительно обладает знаниями будущего… Может, всё же опубликовать в «Правде» статью о… как их… сороках?

– Товарищ Сталин, вы уж извините, что не дождался вашей команды, но на всякий случай я созвонился с редактором «Правды» товарищем Мехлисом, попросив его озаботиться созданием статьи под конкретным названием «Сорока-белобока и другие пернатые обитатели леса», как и просил Сорокин. И он сказал, что им периодически присылает статьи один профессор-орнитолог, он может его попросить.

– Пусть профессор напишет, а Мехлис опубликует. Только чтобы не затягивали, так и передайте Льву Захаровичу, что я просил лично.

– Хорошо, товарищ Сталин. Можно идти?

– Ступайте.

Оставшись один, Сталин взял со стола свою курительную трубку, набил её табаком марки «Edgewood Sliced», несколько пачек которого ему в прошлом году подарил лидер болгарских коммунистов Георгий Димитров, раскурил и снова взял в руки письмо.

«Кто же ты такой, Ефим Сорокин, на самом деле? – думал вождь, втягивая ароматный дым и скользя взглядом по строчкам. – Если тот, за кого себя выдаешь, то мог бы очень нам пригодиться. Мы сумели бы выжать из тебя всю ценную информацию, а после…»

Иосиф Виссарионович вновь подошёл к окну и, глядя на бороздивший большую осеннюю лужу ГАЗ-MI, негромко пробормотал себе под нос:

– А Ежова надо расстрелять.

* * *

Наша бригада трудилась в Каботажной гавани, где швартовались грузовые суда, и практически ежедневно – под флагами иностранных держав. Я, как и просил Костя, на рожон не лез, учитывая почти постоянное наличие в зоне видимости охраны порта, вооружённой, судя по форме кобуры, преимущественно револьверами. Хотя что имелось в виду под словом «рожон»? Что я буду приставать к охране или орать после каждой разгрузки-погрузки «Да здравствует товарищ Сталин!», так, что ли? У Кости я этот вопрос не уточнял, просто работал, как все. То есть таскал мешки, ящики и прочую кладь. Думал, со своими вполне приличными физическими данными легко дам фору старожилам, но оказалось, что в работе грузчика имеются свои тонкости. Я на своём опыте ощутил, что это не просто «схватил-понёс», а приходится учитывать некоторые моменты. И лучше не геройствовать, мол, я такой крутой, что в одиночку тут всё перетаскаю, а этот пятидесятикилограммовый мешок с рисом – вообще одной левой. С таким подходом тебя надолго не хватит, и, после того как в первый день я попытался продемонстрировать стахановский метод, уже на следующее утро чувствовал себя совершенной развалиной.

– Шо, ломит? – усмехнулся Костя, размеренно помешивая ложечкой сахар в кружке с дымящимся крепким чаем. – Лежи, приходи в себя, у нас сегодня ночная смена, так что торопиться некуда.

Костя был пока холостяком, но имел зазнобу, которая трудилась в соседней гавани учётчицей. На вопрос относительно свадьбы заявил, что они обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что идти в ЗАГС нужно ещё до того, как на Болгарской улице построят многоквартирный дом для работников порта. А семейным будут давать квартиры в первую очередь. Дом должны сдать следующим летом, так что по весне можно и свадьбу сыграть.

С остальными работягами, кстати, я довольно быстро подружился. Коллектив оказался разномастным, но сплочённым. В бригаде трудилось по трое русских (включая меня) и украинцев, а также молдаванин, татарин и еврей. Плюс бригадир Иван Алексеевич Рыгован, человек непонятной национальности, как он сам о себе говорил, хотя в паспорте, о чём мне доложил Константин, был прописан украинцем. Костя тоже по документам проходил как украинец, но считал себя потомственным запорожским казаком, хотя родился и жил в Одессе. Отсюда и характерный одесский говорок.

Практически каждую смену приходилось бывать и на судах. С одних мы что-то выгружали, на другие, напротив, загружали. Если суда были иностранные, нашу работу контролировали вооружённые сотрудники портовой охраны. Тем не менее между делом я прикидывал, как решить вопрос со своим проникновением в трюм нужного мне заграничного судна. Большинство представляло европейские порты приписки, преимущественно Германию и Францию. Впрочем, приходили и заокеанские суда. К концу первой недели пришвартовался дизельный теплоход из Австралии «St. Maria» с трюмом, полным овечьей шерсти. Тут-то, пока мы эти самые тюки с шерстью таскали с теплохода на грузовики, у меня и зародилась мыслишка: не попробовать ли мне рвануть на этот остров-материк, который к концу XX века станет одним из мировых лидеров по росту благосостояния на душу населения? А что, Австралия сама по себе тихое местечко, вдали от войн, тёплый климат, сёрфинг…

Ну, о сёрфинге я загнул, хотя почему бы не «изобрести» этот вид экстремального отдыха? А может, уже кто-то и катается там по волнам Барьерного рифа на доске – прообразе будущих сёрферных досок.[12] Впрочем, чтобы воплотить свои замыслы, необходимо проникнуть на борт зайцем. Средств, чтобы договариваться с капитаном или кем-то из команды, у меня попросту не было, да и далеко не факт, что они согласились бы на такую авантюру, чреватую серьёзными последствиями. Краем уха услышал, что через три дня австралийца загрузят нашим лесом и он отчалит на родину. Причём это может быть именно наша смена. Что, если попробовать затихариться на борту во время погрузки? Мысль заманчивая, но, по зрелом рассуждении, просто так не исчезнешь, недостачу одного грузчика глазастая охрана сразу заметит, начнётся шмон, все щели проверят.