талантлива, будто родилась для роли Арины. А самое главное, совершенно неизвестна до сериала, а потому плотно ассоциирующаяся именно с ролью Арины и для зрителей, и для меня самой.

Я ушла. Вадим не сильно-то меня и удерживал. Напротив, высказал все, что думает. Оказывается, его любовь ко мне давно уже прошла, но он терпел по привычке. Оказывается, своим книгам я уделяю времени больше, чем ему. Живу в других мирах, они мне важнее мужа. А еще в то же время оказывается, что я полная бездарность. И если бы не он, никогда не добилась бы популярности. Да, он не умеет придумывать такие сюжеты, как я, но что такое сюжет для экрана без хорошего сценария, которые пишет именно он?

Я ушла, а актриса нет. И теперь на всех тусовках я видела бывшего мужа под руку со своей Ариной. А самое главное, сериал стал настолько популярным, что я устала отбиваться от желающих продлить его на второй сезон. Сначала меня просили написать для этого книгу. Потом просто не мешать Вадиму написать сценарий без книги. И если бы не Юлька, я бы сдалась. Сдалась и разрешила бы, только бы от меня отстали. Юлька же твердила, что я имею полное право не хотеть и запретить остальным. Юридически и морально. За морально я переживала больше всего, наверное, потому и сбежала в глушь.

Конечно, ничего этого я Антону Павловичу не сказала. Поставила автограф на телепрограмме в газете, поскольку книг под рукой не имелось, и указала на папку в его руках:

– Что-то важное?

– Не очень много, – признался директор, – но, возможно, вам будет интересно. Что вам известно о ваших родственниках выше вашего прапрадеда по ветви?

– В общем и целом – ничего, – призналась я, почти не солгав. Мои знания были настолько разрозненны, что считать их чем-то полезным я не могла.

– Хорошо, – кивнул Антон Павлович, присаживаясь за стол рядом со мной. Ему досталось старое продавленное кресло, которое, очевидно, предполагалось до посетителей, но в котором давно никто не сидел, если судить по поднявшемуся облачку пыли. – Значит, ваш прапрадед Дмитрий и отец Агаты Олег были родными братьями. Дмитрий – старше, родился в 1892 году, а Олег через три года, девяносто пятом.

Я кивнула, мысленно сопоставляя это с тем, что уже знала. И пока все сходилось. Более того, скорее всего я была права и в предположении, что видения мои принадлежат к 1897 году или около того.

– Их родителями были Михаил Вышинский и его жена Ольга, – продолжал тем временем Антон Павлович. – В семнадцать лет Михаила отправили учиться в Петербург, там он и познакомился с Ольгой. Она принадлежала к роду обедневших дворян, была хорошо образована, но без приданого. Родителям Михаила не очень нравилась такая невестка, все-таки Михаил был продолжателем рода, наследником. Они рассчитывали на лучшую партию для него, но повлиять не могли. Михаил всегда отличался крутым норовом.

– Понятно, – кивнула я. – Значит, Михаил был единственным сыном Вышинских?

– Не совсем. Самую старшую дочь звали Агнией, но о ней мне известно мало. Родилась в 1866 году, и вся ее жизнь прошла незаметно. Честно говоря, мне не удалось даже установить точно, когда именно и где она умерла. Об этом нет точных сведений. Поговаривают, что еще в девичестве от тифа, по другим сведениям, все время она жила скромно в самой усадьбе, почему-то не выйдя замуж.

Не важно, умерла бы она от тифа или еще почему, ее могила была бы в родовой усыпальнице, а ее там нет. Или есть, но по какой-то причине ее имя не внесли в некролог. Что это могла быть за причина, я даже не представляла. Безымянного младенца, скорее всего, родившегося мертвым, внесли, а старшую дочь Вышинских – нет? О ней лишь написала Агата, назвавшись ее именем, но думать, что Агата и была ею, я, простите, никак не могла.

– А не могла она умереть вне усадьбы? – спросила я. – Где-то далеко отсюда? Может быть, во время Первой мировой Вышинские эвакуировали ее?

Антон Павлович внимательно посмотрел на меня, будто догадывался, что мне что-то известно.

– Вышинские не выезжали, – покачал он головой. – Никогда. Ни во время войн, ни во время владения этой землей поляками, ни когда пришла советская власть. Удивительно, но они пережили на своей земле все катаклизмы.

– Ладно, – согласилась я. – Значит, Агния была старшей. А дальше?

– А дальше родился Михаил в 1870 году. Я находил упоминания о том, что был между Агнией и Михаилом еще один ребенок, но никаких сведений о нем нет. Может статься так, что у Екатерины, их матери, просто случился выкидыш на большом сроке или же ребенок родился мертвым.

Я снова отметила про себя, что никаких данных о мертвых младенцах в этот период в некрологе не было. Был один, но после, в 1872 году. Впрочем, возможно, Антон Павлович перепутал очередность.

– После Михаила были еще две девочки Элена и Элеонора. Они родились с разницей в год, 1879 и 1880 году. Были очень похожи между собой, их портреты висели в гостиной Агаты, когда я посещал ее дом. Если еще висят, то вы наверняка их видели. Обе в пышных белых платьях, с высокими прическами и цветами в волосах.

Видела. И действительно отмечала, что девушки похожи между собой, но почему-то не узнала Элену, хотя видела ее в своих воспоминаниях! Может быть, это все-таки не воспоминания? Или они не так точны, как я считала? Или же я вижу Элену в ее обычном обличии, а художник несколько приукрасил? В любом случае, я помнила эти портреты и теперь знала, что это та самая Элена и та самая Элеонора.

– А скажите, Антон Павлович, как называли Элеонору дома? Эля?

– Леона, – поправил меня директор, снова странно посмотрев. Пожалуй, мне стоит выражаться аккуратнее, если я не хочу вопросов с его стороны. – Дома ее называли Леоной. Это было как раз то немногое, что упомянула Агата во время моего визита. Я рассматривал портреты, она и сказала, что девушек на них звали Элена и Леона, Элеонора.

– Еще дети у Екатерины и Андрея были? – поспешила я перевести тему.

– Нет, только эти четверо. Ну или пятеро, если верить слухам, но на самом деле упоминание о пятом ребенке я нашел только в одной газетной заметке того времени, так что я бы не доверял ей полностью.

– А что известно об Андрее Вышинском? – снова спросила я. – Когда он родился и кто были его родители?

– Андрей Вышинский – единственный из детей Ядвиги и Алексея, – сказал Антон Павлович после минутного изучения папки. Очевидно, до моего приезда он уже очень давно не открывал ее. Отказ Агаты делиться сведениями о семье охладил его пыл, и он не возвращался мыслями к Вышинским. А может, и не отказ, а собственные проблемы со здоровьем уже не позволяли отдаваться работе, как прежде. – Всего у них было четверо или пятеро детей, но почти все умерли в детстве. Про Ядвигу я не нашел никаких сведений, даже не знаю, откуда она родом, какая у нее была девичья фамилия. А Алексей был младшим сыном Льва Вышинского. Двое его старших братьев погибли в войне с Наполеоном, были ли дочери – неизвестно. Алексей же родился много позже, его матери тогда было уже за сорок, по тем меркам, его рождение было настоящим чудом. Лев Вышинский баловал сына, как мог. Говорят, норов у Алексея был взрывной, много бед он натворил, пока не остепенился.

– Много бед? – заинтересовалась я. – Каких бед можно натворить в этой глуши?

– Разных, когда тебе принадлежат несколько окрестных деревень, – усмехнулся Антон Павлович. – Ходили слухи, что внебрачных детей у Алексея был не один десяток. Он не пропускал ни одну симпатичную крестьянку, даже замужнюю. Однако ни он, ни его отец ни одного бастарда так и не признали. Люди считали, что смерти его детей от Ядвиги – наказание за прошлые грехи. Про Льва же Вышинского много вам не расскажу. И так чудо, что я собрал эти сведения, за достоверность которых, кстати, не ручаюсь. Это ведь начало девятнадцатого века, полесская глушь. О многих семьях можно собрать хоть какие-то данные лишь по тому, с кем и когда они судились. – Антон Павлович не сдержал очередную усмешку. – Не исключено, что отец Льва был из небогатой