Женины друзья хоть и были ребятами рослыми, но специальной подготовки, в отличие от Алеши, не имели. Он без труда сделал одному подсечку, и тот шлепнулся на землю, удивленно хлопая глазами, потом провел точный удар в челюсть, и второй приятель присел рядом. Разъяренного Женю он скрутил с легкостью и развернул лицом к девушке.

— По-моему, тебе стоит прощения попросить. — В ответ раздалась тихая ругань, так что пришлось чуть усилить захват и более настойчиво посоветовать: — Евгений, я дважды просить не люблю. Признайтесь, что были не правы, и топайте на все четыре стороны. Ах да, самое главное забыл. Больше не возвращайтесь.

Поскольку приятели на помощь не спешили, пришлось Жене забыть об оскорбленном самолюбии и пробормотать слова извинения. Хоть и не от души, но достаточно вежливо.

Правда, едва получив свободу, он тут же принялся грозить Алексею скорой и лютой расправой, но они с Наташей только рассмеялись ему в лицо. А Наташа на прощание крикнула:

— В следующий раз думай, с кем связываешься!

И они с Алексеем, дружно взявшись за руки, пошли к подъезду.

А на лестничной площадке она его поцеловала, легко коснувшись прохладными смеющимися губами щеки, и быстро застучала каблучками.

Он вышел на улицу и вдруг почувствовал, что скоро Новый год, и елки, и подарки, и снег на улице идет не простой, а обещающий совсем новое. И, наверное, Наташа права, Новый год действительно самый чудесный праздник, гораздо лучше Первого мая. И ночь сегодня вовсе не темная, а серебристая, с перламутровыми переливами свежего снега. Он оглянулся по сторонам и, не увидев ни одной живой души, с размаху рухнул в ближайший сугроб, раскинул руки и уставился в небо на кружащиеся снежинки.

Ленинград, 1955 год

— Чего, заснул, что ли? Наливай, не сиди. — И майор подтолкнул свой стакан Николаеву.

Костик, немного испуганный, напряженный, сидел в углу кровати, поджав колени, и наблюдал молча за происходящим.

Пили уже давно, часа два. Жорка сперва робко, потом жалостно, а Коростылев зло и мрачно.

Расследование у них застопорилось. Намертво. Женщин, Протасову со Щукиной, пришлось отбросить сразу. У Борисова с пальто все было благополучно, карманы чистые. А вот у Кирилина обоих карманов не было вовсе.

Просто оказались вырезаны. Дырки, куда руки засовывать, имелись, а самих карманов нет.

— Понимаете, я все время из-за этих карманов то ключи, то деньги, то рукавицы терял. Они у меня почему-то все время рвутся, я об этом забываю и продолжаю туда все складывать, — вытягивая шею и искательно глядя в глаза майору, объяснял аспирант. — Уже даже не помню, сколько раз новые ключи приходилось заказывать. А потом думаю: ну их, карманы эти. Сперва хотел зашить, но разозлился и просто отрезал.

— И как давно эта идея пришла вам в голову?

— Не помню. В конце осени, когда пальто носить начал.

— Ясно. А кто-нибудь еще в курсе вашего опыта с карманами?

— Даже не знаю. Они же внутри пальто, их снаружи не видно. — Кирилин выглядел озадаченным. — Может, Вера?

— Может. А кто это — Вера?

Кирилин зарделся и опустил глаза.

— Вера — она мой друг. Мы с ней с детства дружим. — Он мял собственные пальцы.

Ага, вот и любовью запахло. Вера. Стоит, пожалуй, присмотреться к барышне.

— Что за Вера? Фамилия, место проживания?

— Молчанова Вера Григорьевна. Она в заводском общежитии живет, на Лиговке.

Застыдился, что ли? Он аспирант, она из рабочего общежития. Интересная парочка.

— Она что же, получается, приезжая? А вы вроде говорили, что с детства дружите?

— Она коренная ленинградка. Просто обстоятельства так сложились, — по-прежнему не глядя на майора, неохотно пояснил Кирилин.

Девица интересовала Сергея Игнатьевича все больше. Как ни артачился Кирилин, а адрес подружки сообщить пришлось.

Барышня действительно оказалась с историей. Родители, уважаемые некогда люди — отец доктор наук, физик, мать тоже научной работой занималась, — оба сидели по нехорошей статье уже почти три года. Девица эта осталась одна, когда ей едва восемнадцать стукнуло. Институт не бросила, перешла на вечерний. Устроилась на завод, из квартиры ее, понятно, поперли, перебралась в общежитие. На заводе характеристики положительные, в институте тоже.

Ладно, взглянем, что за Вера такая. Коростылев решил не вызывать ее к себе, а встретить на проходной. Он без труда ее узнал — худенькая, строгая, со скорбно сжатыми губами. В точности как на фото, можно было даже у вахтера не спрашивать.

— Вера Григорьевна? — окликнул он Молчанову сразу за проходной.

— Да. — Она ответила удивленно-настороженно и внимательно посмотрела на незнакомца.

— Моя фамилия Коростылев, мне надо с вами поговорить.

— О чем и кто вы такой?

Лицо девушки было напряженным, и не любопытство на нем читалось, а скорее испуг.

— Я из уголовного розыска. Хотел побеседовать о вашем знакомом Кирилине Дмитрии Борисовиче.

— А почему здесь? — холодно, сохраняя дистанцию, спросила Вера.

— Думаю, в общежитии будет неудобно, — схитрил Коростылев.

Девушка хотела еще что-то спросить, но, видимо, передумала и просто внимательно смотрела на майора.

— Скажите, вы давно знаете Кирилина?

— Всю жизнь. — Сказала как отрезала.

От этого «всю жизнь» у Сергея Игнатьевича вдруг все вопросы из головы вылетели, так окончательно прозвучал ответ. Словно двумя словами все сказала о Кирилине и об их отношениях.

— Гм. А что вы делали вечером шестого декабря?

— После работы я встречалась с Митей, Дмитрием Кирилиным. Мы встретились у Медного всадника. Митя вышел из архива, перешел дорогу, и мы пошли гулять.

— Вы очень подробно рассказываете, — попытался спровоцировать ее Сергей Игнатьевич.

Но Вера на его выпад не отреагировала, просто стояла и ждала. Тяжелый кадр.

— А куда вы пошли потом? — Он решил пока не акцентировать интересующий его момент.

— Пошли мимо Исаакиевского собора, по проспекту Майорова, дошли пешком до Садовой, там сели на автобус, и Митя проводил меня до общежития.

— Скромная программа, — попробовал он еще один заход.

И снова она промолчала. Пришлось переходить к непосредственно интересующей его теме.

— Скажите, вы знаете, что ваш друг отрезал карманы у своего пальто?

— Еще бы. — Вера наконец хоть как-то отреагировала, скупо усмехнулась уголком рта. — Глупая выходка. Испортил пальто.

— Действительно. Не знаете, зачем ему это понадобилось?