Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Юрий Васильевич, а что, если изучить машину Свиридовых на предмет пальчиков? — оживился Алексей, досадуя, как ему до сих пор не пришла в голову такая простая мысль.
— Идея хорошая. Досадно, конечно, что времени много упущено, но лучше поздно, чем никогда.
— А еще досадно, что зима, все в перчатках и в рукавицах ходят, — хмуро вставил Сергей, порядком вымотавшийся за выходные. Поиски владельцев «Волг» лишили его возможности сходить на концерт в «Октябрьский», а ведь он лично с таким трудом билеты достал. На Магомаева! И что в итоге? Все пошли, а он нет.
— Да, зима, и все в перчатках, — согласно кивнул Юрий Васильевич. — Но делать нечего, будем работать. Алексей, отстучи телеграмму в рыболовецкий совхоз, пусть проверят, был ли у Кирилина опыт вождения автомобиля. Может, что и всплывет. И приступайте к поиску свидетелей, вдруг кто видел, как в ночь убийства некто садился в машину Свиридовых. А я еще раз побеседую с гражданином Кирилиным Дмитрием Борисовичем.
— Помилуйте, но я действительно не вожу машину. Я просто даже не представляю, с какой стороны к ней подходить. — На лице Дмитрия Кирилина были написаны безмерная растерянность и недоумение. — Боже мой! Что я наделал? — Его руки суетливо скользили по пуговицам пиджака, потом добрались до лица, и так он и замер, обняв себя за щеки, с застывшим ужасом в глазах.
— Вы говорите об убийстве Коростылева?
— Что? — Кирилин подпрыгнул как ужаленный. — Нет! Нет! Что за дикость? Я говорю о Вере! И как вы только узнали? Зачем? Я же говорил, что не желаю, чтобы вы вмешивались в мою личную жизнь! А главное, в жизнь порядочной, добрейшей, благороднейшей женщины! — В голосе Кирилина слышались истерические нотки. — Неужели недостаточно, что я и моя семья страдаем от этих унизительных допросов?
Кирилин был бледен, непривычно взволнован, если не сказать агрессивен. Душевное спокойствие Веры Григорьевны Свиридовой явно беспокоило его больше, чем неприятности, доставленные собственной жене.
— Дмитрий Борисович, я прошу вас взять себя в руки. Ведется следствие по делу об убийстве, и мы обязаны проверить все факты. К сожалению, в нашей работе не всегда есть возможность учитывать чьи-то личные интересы или удобство.
— Да-да, я понимаю, — сдулся Кирилин. — Но все же нельзя ли не впутывать сюда Верочку?
— Не волнуйтесь, наши сотрудники ведут себя максимально тактично, ее супруг не в курсе происходящего, а соседям объяснили, что в районе орудует банда угонщиков и мы просто проверяем, не присматривались ли они к машине вашей знакомой, — успокоил его майор.
— Что скажете хорошего? — устало спросил Терентьев у своей команды.
— Ничего, — буркнул Сергей. — Пальчиков ничьих, кроме семейства Свиридовых, не обнаружено. Несколько дней назад они ездили в гости, а до этого еще куда-то. Посторонних отпечатков нет.
— А свидетели?
— Один сосед видел из окна, как возле машин терся какой-то тип в ватнике. Возможно, это было шестого декабря, а может, пятого или седьмого. И терся он вроде возле машин вообще, — безнадежно махнул Сергей.
— А у тебя что, Алексей? Пришел ответ из Феодосии?
— Пришел. Водителем Кирилин не работал, свидетелей, видевших, чтобы он хоть раз сел за руль, в совхозе не нашлось. Вообще, по сведениям участкового, Кирилин в совхозе работал не больше года, потом куда-то исчез и появился лишь лет семь-восемь спустя. Покрутился недолго и снова уехал.
— Вот так номер, — откинулся на спинку стула майор. — А где же он тогда пропадал все это время? В его трудовой книжке черным по белому написано, что он работал разнорабочим в рыболовецком совхозе.
— Прикажете поехать разобраться? — вытянулся в струнку Алексей.
— Да нет, не стоит. Дело было почти восемь лет назад. К убийству Коростылева его странствия вряд ли имеют отношение. К тому же Коростылев-младший не упоминал, чтобы отец ездил в Феодосию на поиски Кирилина. Да и нет у нас улик против Дмитрия Борисовича Кирилина, одни подозрения, ни на чем не основанные. Ведь, по сути, весь наш интерес вызван тем, что он однажды зашел в гости к Коростылеву, только и всего. Никакой связи между ними, кроме того старого дела, нет. Улик нет. К тому же у него алиби. Если не найдем подельника… — Что тогда будет, майор Терентьев не договорил, но оптимизма его слова команде не добавили.
— Юрий Васильевич, я вспомнил! — влетел с криком Алексей. — Я только сейчас сообразил, хотя, еще когда мы разговаривали с ней, все время думал, что-то знакомое вертится!
— Ты, Выходцев, вдохни, выдохни, сосчитай до десяти и потом докладывай, — выразительно глянул на него майор. — А то оглушил совсем.
Алексей совету начальства внял. До десяти сосчитал, уселся напротив.
— Свиридова Вера Григорьевна.
— Чудно. Дальше что?
— Она обеспечила алиби Кирилина в 1955 году. Пусть не обеспечила, но здорово помогла. Если бы не ее показания, с него бы так просто не слезли, — выложил Алексей, многозначительно глядя на майора.
— Так, вот это уже интересно. Выкладывай.
И Алексей протянул ему копию протокола допроса Молчановой Веры Григорьевны.
— Как же ты сообразил, что это одна и та же личность? Фамилии-то разные, — одобрительно хмыкнул майор.
— Не сразу. Просто ситуация сложилась похожая, вот я и подумал: а вдруг?
— Да, — протянул задумчиво майор. — Так что же нам теперь делать? Подозреваемый есть, улик нет. И предъявить им нечего.
— Вызвать их сюда, устроить очную ставку, припереть к стенке! Они ведь это, Юрий Васильевич, они!
— Эх, Алексей, припереть мы, конечно, можем. Но Кирилин до сих пор держался безупречно. За то время, что идет следствие, он уже ко всем неожиданностям приготовился. И в любом случае доказательства нужны, свидетели, улики! Если бы они хоть достали — так нет, эксперты совершенно определенно заявляют, что ничего из дымохода не доставали. Искать надо, ребята, искать. Иначе дело так и останется глухарем.
Алексей с Сапрыкиным угрюмо переглянулись и молча вышли из кабинета.
Санкт-Петербург, 2016 год
Маша сидела посередине знакомой с детства и такой родной комнаты на уложенном по старинке «елочкой» паркетном полу и разбирала бабушкины бумаги. Со дня ее смерти прошло уже пять месяцев, а Маша, приходя сюда, никак не могла заставить себя нарушить заведенный годами порядок, перебрать вещи, тем более что-то выбросить.
— Машенька, детка, — увещевали ее на работе более зрелые сотрудницы, — ты пойми, это в твоих интересах. Квартира простаивает, а можно было бы давно сдать ее и получать хорошие деньги. И бабушка твоя этого хотела. Ты нам сама рассказывала. Татьяна Константиновна советовалась со своей знакомой риелторшей, и та говорит, что в таком районе можно ее тысяч за сорок сдать. Ты хоть представляешь? Сорок тысяч! Это при нашей-то зарплате. Оденешься, ремонт у себя сделаешь, может, машину купишь…