Маша тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вернулась к письмам.

Сложены они были в хронологическом порядке. В первых, детских, не было ничего интересного. Видно, бабушка какое-то время болела и лежала в больнице, и этот самый Митя ее подбадривал. Письма были хорошими, добрыми, исключительно товарищескими. Потом оба поступили в институты и разъехались на лето в разные стороны — она в Крым, а он на Волгу. Дальше в переписке был перерыв года три, и вот снова письмо.

«Верочка, здравствуй! Это невероятно, но мои предположения оказались верны. Это письмо действительно принадлежит Айвазовскому. Просто удивительно, что никто из сотрудников архива раньше этого не определил, ведь факт связи художника с Тальони общеизвестен, как известно и о браке ее дочери с князем Трубецким. Конечно, для моей работы обнаружение письма ничего не дает, но все же мне как историку подобное открытие льстит. Хотя его способны оценить весьма немногие — в историческом, разумеется, плане.

Кажется, во мне просыпается мелкое тщеславие. Прости.

Но, знаешь, это удивительное чувство — держать в руках листок бумаги, исписанный великим человеком. Читать его мысли, ощущать тепло его дыхания, представлять, как он сидел поздним вечером при свечах, выводил эти строчки, волновался, тер рукой лоб. Наверное, у меня слишком развита фантазия, но отчего-то подобные картины легко рисуются в моем воображении.

А как ты? Я в своих эгоистических восторгах даже не поинтересовался, как твои дела. Что у тебя с работой? Может, не стоило так горячиться, переходить на вечерний, поступать на завод? Знаю, ты скажешь — обстоятельства, и я не вправе тебе советовать, но все же, мне кажется, ты могла бы окончить институт.

Вера! Я приеду к тебе как только смогу. Нам надо поговорить. С комсомольским приветом, Митя».

Похоже, Митя был историком, с интересом отметила Маша. Интересно, что он окончил и в каком году? Коллеги все же.

Сама Маша окончила Петербургский университет по кафедре истории Средних веков. Но Митя-то, судя по всему, специализировался на истории России XIX века. Интересно. И Маша достала из конверта следующее письмо.

«Верочка, прости, прости, прости! Вчера было твое рождение, а я вспомнил об этом только ночью. Совсем заработался. Но надеюсь, что телеграмма все же успела к полуночи. Мчался сломя голову на главпочтамт, едва в милицию не забрали, постовой подумал, что я украл что-то и теперь пытаюсь смыться. Еле отбился!

Дорогая моя, я очень виноват перед тобой, а все это исследование, о котором я говорил тебе в последнюю встречу. Оно совершенно захватило меня, я даже кандидатскую забросил. Профессор Авдошин уже дважды меня вызывал для воспитательной беседы, впрочем, он старик добрый, авось не выгонит.

Надеюсь, твой день рождения прошел весело и без меня, хоть это и обидно. Я обязательно приеду к тебе в эти выходные. И все расскажу и о картине, и о сокровищах.

Твой друг Митя. 13.11. 1955».

Письмо написано спустя полгода после первого. То ли они переписывались редко, то ли бабушка не все письма сохранила. Скорее второе. А вообще интересно жили раньше люди. Просто так, без всякого повода, когда встречаться часто не могли, письма друг другу писали.

Маша представила себя на месте бабушки и неизвестного Мити — как они сидят вечером за столом и выводят строчки, а потом заклеивают конверт и по пути на работу или в институт опускают в почтовый ящик. Вот ведь хлопоты.

Кстати, о любви в Митиных письмах ни слова. Может, они действительно просто дружили? И что это за сокровище он обнаружил? Автограф Айвазовского?

Маша достала следующее послание. Здорово было бы иметь и бабушкины письма, тогда картина их переписки была бы полной, как роман в письмах. Свидетельство эпохи, можно было бы даже небольшое эссе потом написать на их основе.

Писал Митя нерегулярно, примерно раз-два в месяц. Он продолжал свои изыскания, заинтересовался всерьез Айвазовским и совсем забросил работу над кандидатской. А еще все время благодарил бабушку за помощь и поддержку. Называл ее своим лучшим, самым надежным и верным другом, который не бросил его в трудную минуту, почти спас. В одном из писем снова упомянул сокровища, Тальони и картину Айвазовского. Правда, не уточнил какую. Сказал, что именно в ней зашифрован ключ к сокровищам. Подбадривал бабушку, вспоминал о каком-то походе в театр. Предостерегал ее от дружбы с некой Н.Л. Советовал нажать на учебу, все-таки диплом на носу.

Следующее интересное письмо пришлось на конец мая 1956 года.

«Верочка! Я уезжаю. Взял академический отпуск. Вопрос решился только сегодня. Сейчас бегу за билетом. Верю, что я на правильном пути, все указатели расшифрованы. Если все получится, дам тебе телеграмму и вызову к себе. Тебе обещали отпуск, приезжай, прошу тебя!

Это письмо пишу на случай, если не успею заехать попрощаться лично. Вера! Нам нужно очень серьезно поговорить, это касается нашей общей дальнейшей судьбы. Ты все время избегаешь этого разговора, но я хочу, чтобы ты знала: меня ничто не остановит. Я хочу, чтобы мы всегда — ты понимаешь, всегда — были вместе!

Скажу все при встрече. Твой Митя».

Та-ак. Вот это уже интересно. Запахло чувствами. Маша поспешила раскрыть следующее письмо.

«Верочка, любимая» — так оно начиналось, и Маша прямо вспыхнула от удовольствия, сама не понимая почему.

«Ты уехала только вчера, а я уже скучаю. Хожу вечером по берегу моря, кругом люди, а я вижу только тебя. Вдыхаю запах магнолий, а чудится запах твоих волос. И сарайчик мой, такой волшебно уютный еще несколько дней назад, теперь снова стал обычным дощатым сараем. Жду не дождусь возвращения в Ленинград. И как только вернусь, мы сразу же — ты слышишь? — сразу же пойдем и распишемся! И мне все равно, что Наталья Степановна и Григорий Алексеевич до сих пор там. Мы официально поженимся, потому что ты моя жена, и я хочу, чтобы все об этом знали, и скрывать нам нечего. Люблю. Целую. Твой Митя. P.S. Съезди к моим в Комарово. Они все знают о нас и хотят благословить в твоем лице. Да, и обязательно сшей себе красивое свадебное платье. Можешь перешить мамино, она будет рада. Целую. Люблю. Митя. 27 августа 1956 года».

Ух ты. И почему они, интересно, не поженились? И где были прабабушка и прадедушка? Неужели в лагере? Бабушка рассказывала Маше, что ее родителей арестовали незадолго до смерти Сталина, но потом после судьбоносного съезда партии и развенчания культа личности реабилитировали. Никаких точных дат бабушка не называла, и Маше казалось, что прабабушка с прадедушкой отсутствовали несколько месяцев, не больше. А из писем Мити выходит, что они сидели в лагере не меньше трех лет. Неужели речь об этом? Но тогда получается, что бабушка, совсем молоденькая, все это время жила одна, работала, училась, да еще и Мити этого избегала, чтобы у него неприятностей не было из-за дружбы с дочерью врага народа. А ведь, похоже, она его любила. И родители Мити не возражали против брака.

Почему Маша никогда не расспрашивала бабушку о ее молодости? Интересовалась молодостью и детством мамы с папой, потому что очень их любила и рано потеряла, а бабушка была всегда рядом. Наверное, поэтому.