– Везучий был человек, – сказал Мазур с вымученнойулыбкой. – Его даже в тридцать седьмом не расстреляли, а выпустили. Умерадмиралом, советским, понятное дело...

Она протянула что-то на испанском.

– Что? – не понял Мазур.

– Ох, простите... – Ольга чуточку смутилась. –Учено выражаясь, соответствует русской реплике «ничего себе!». Смысл такой,слова другие, не вполне приличные... Ничего себе! У нас в семье считалось, чтот у ветвь целиком вырезали красные... Я знала, конечно, что и у красных служилонемало царских офицеров, но вот уж не думала... Как две капли воды?

Он молча кивнул.

– Бог ты мой, что вы должны чувствовать...

– Вот этого не надо! – чуть не крикнул он. –Только не надо меня жалеть!

– Я и не собираюсь, успокойтесь, – заверилаОльга. – После того, как я видела вас в деле? Там, в поезде? Ничего себеобъект для девичьей жалости – русский Рэмбо... Вы, в самом деле, на меня несердитесь? Я же и подозревать не могла... И тоже – Ольга? А что с нейслучилось?

– Несчастный случай, – сказал Мазур, уже справившись ссобой. – Не будем об этом, хорошо?

– Я понимаю, – покладисто согласилась Ольга. – Имногие... ее родственники живы?

– Их у вас в России немало, – вымученно усмехнулсяМазур. – Если вдруг вздумаете...

Он резко поднял голову, услышав басистый вскрик корабельногоревуна. И тут же понял: на его счастье подвернулся удобный повод прерватьмучительный для него разговор...

Небольшой сторожевой корабль, серо-стального цвета, низкий,хищно-вытянутый, шел встречным курсом. Вновь мощно мяукнул ревун, «Хенераль»ощутимо замедлял ход. Сторожевик, разворачиваясь левым бортом, целеустремленноприближался.

Наметанным взглядом Мазур тут же его классифицировал – почтиавтоматически, бездумно: аргентинской постройки, несомненно, класс «Дротик»,оснащен двумя водометными двигателями, значит, идеально подходит для речногомелководья... Автоматическая пушка на баке, крупнокалиберные пулеметы на крышерубки... а вот станковый гранатомет типа нашего «Пламени», конечно же, в списокштатного вооружения не входил, его должны были поставить потом, ну да, изтакого удобно шпарить по лесу, где затаились партизаны...

У левого борта уже стояли, расставив ноги, наведя короткиеавтоматы, полдюжины фигур в пятнистом. Расстояние меж кораблями сократилось донескольких метров, Мазур рассмотрел на рукавах знакомые понаслышке нашивки:черные круги с алой мордой ягуара. Тигрерос, ясное дело, знаменитыйантипартизанский спецназ – Кацуба говорил, по-испански тигреро означает как разягуара.

Корабли соприкоснулись бортами – гроздь кранцев вдольскошенного бока сторожевика смягчила удар. Оба юных солдатика уже вытянулись вструнку, держа винтовки, как это полагалось при здешней команде «На караул!».Спецназовцы один за другим попрыгали на палубу, прошли мимо салабонов, как мимопустого места, проворно разбежались, занимая позиции согласно некоейдиспозиции. Мазур самую чуточку забеспокоился: как-никак он был, строго говоря,самым натуральным шпионом, мало ли что могло вскрыться в столице...

– Ага, удобный случай вас познакомить, – сказалаОльга. – Видите их капитана? Про него я вам как-то и говорила, большойпоклонник Сталина, а уж мачо...

В самом деле, офицер, прыгнувший на борт «О’Хиггинса»последним, являл собою образец классического супермена-мачо: добрых метрдевяносто, прямой, как штык-нож, лет тридцати, безукоризненно выбрит, густые черныеусы подстрижены безукоризненно, поступь тверда, взгляд властен и даже примимолетном анализе ясно, что он содержит в себе набор соответствующих истин:если вы меня не знаете, вы меня еще узнаете; бей своих, чтоб чужие боялись; явас выведу в чисто поле, поставлю у стенки и пущу пулю в лоб... Сплошь и рядомтакие парни весьма даже неглупы, так что следует срочно взять себя в руки...

Сверху было хорошо видно, как двое солдат сквозь калиточки ввысокой решетке ловко и быстро проникают на кормовую палубу – там мгновеннонастала тревожная тишина, только российские бедолаги что-то еще горланили, новот и они заткнулись, угадав по лицам окружающих аборигенов, что пора прикуситьязычок.

Похоже, рослые, хваткие и уверенные в себе зольдатики неискали кого-то конкретного, проверяли наугад – держась по-уставному сторожко,страхуя друг друга, чуть лениво бродили между притихшими пассажирами, время отвремени выхватывая взглядом то ли подозрительного, то ли просто невезучего,что-то коротко командовали, у одних проверяли документы, других всего лишьохлопывали. На опытный глаз Мазура, разворачивалось стандартноепрофилактическое действо под девизом: «Слышь, карась, щука не дремлет!»

Не без злорадства он отметил, что незамедлительнопоявившийся капитан малость подрастерял вальяжность. В тварь дрожащую непревратился, но некоторую резвость в движениях определенно приобрел –быстренько подошел, шустренько протянул пачку каких-то бумаг, держась, словнострухнувший автолюбитель перед загадочно молчащим автоинспектором.

Офицер бегло пролистал иные из бумаг, а иные вернул, так вних и не заглянув, благосклонно кивнул, что-то спросил. В паре метров от нихобнаружился Кацуба, взиравший на происходящее, как и надлежит защищенномуброней неприкосновенности дипломату: с любопытством, с ленцой, с легонькойдосадой на задержку...

Вряд ли эти двое знали, что Кацуба превосходно понимаетпо-испански, – подполковник не то чтобы это скрывал, просто в людныхместах предпочитал не светиться без особой на то необходимости. Вот и сейчас,Мазур расслышал, он в ответ на заданный по-испански вопрос офицера ответилпо-английски: мол, дипломат, вашей юрисдикции не подлежу, и т. д., и т. п. ...

Кацуба полез было во внутренний карман за паспортом, ноофицер небрежно махнул рукой, перекинулся парой слов с капитаном и направился кбелоснежной лесенке, ведущей на верхнюю палубу. Вскоре они с Мазуром оказалисьлицом к лицу. Мазур постарался напустить на себя столь же небрежно-скучающийвид.

Офицер раскланялся с Ольгой, поцеловал ее протянутую руку –Мазур невольно отметил, что та Ольга не могла похвастать подобной светскойграцией, отточенной до автоматизма в семье богатеньких асиендадо, –разразился длиннющей фразой на испанском, судя по реакции Ольги, содержавшейпространный и галантный комплимент. Словно впервые обнаружив поблизости от себятретье лицо, повернулся к Мазуру, поднес пальцы к длинному козырьку пятнистогокепи:

– Капитан Эчеверриа, честь имею...

Его английский был безукоризненным. На отворотемаскировочной куртки Мазур рассмотрел значок, профиль Сталина из белогометалла. Однако гораздо важнее было другое...

Военные люди знают, какое множество оттенков, нюансов,потаенного смысла и подтекста может таить в себе столь скучная и незамысловатаяна взгляд штатского процедура, как отдание чести. В разных концах света честь,ясное дело, отдают по-разному, на свой манер, но суть оттенков и подтекстовменяется мало. Капитан козырнул Мазуру так, словно брезгливоотмахивался, – и вряд ли это получилось случайно...