– Хотела бы я оказаться дома, – говорит Беатрис, снова глядя на звезду. Она говорит шепотом, но слова отзываются эхом в ее ушах еще долгое время после того, как срываются с губ. В этот момент бренди окончательно затуманивает ее мысли и наконец-то – наконец-то – заставляет заснуть. Она чувствует себя скорее не сонной, а истощенной, как будто из нее высосали все силы, каждую мысль, каждое чувство. Беатрис закрывает книгу и оставляет ее на кресле, и даже это небольшое движение дается с трудом. А затем она снова залезает в кровать и погружается в глубокий сон без сновидений.

Перед тем как встретиться с Леопольдом в конюшне, Софрония надевает свой новый фиолетовый костюм для верховой езды. Это великолепное творение из роскошного бархата с блестящими золотыми пуговицами, но в ее голове настойчиво звучит голос матери, говорящий ей, что она похожа на виноград. Только когда Леопольд приветствует ее широкой улыбкой и быстрым поцелуем в губы и говорит, что Софрония прекрасно выглядит, голос ее матери становится немного тише. Несмотря на это, ее охватывает трепет, и в глубине души она вся дрожит.

– Как прошла охота? – спрашивает она, заставляя себя вспомнить о деревне, которую Леопольд разрушил, чтобы построить свой новый домик. По сообщениям шпионов ее матери, жителей деревни выгнали из домов даже без компенсации, необходимой для переезда.

– Отлично, хотя мне было жаль бросить тебя так скоро после нашей свадьбы, – отвечает он. – Я подумал, что тебе захочется осмотреть территорию, раз уж ты так долго сидела в замке взаперти.

– Ты верно решил. Не думаю, что раньше осознавала, насколько изнурительными могут быть чаи и обеды.

– Ты была с моей матерью и ее друзьями, – отмечает он. – Я думаю, что «утомительно» – это слабо сказано.

Софрония смеется. Конюх приносит ей табурет, чтобы она могла сесть на лошадь, но Леопольд отмахивается от него и встает позади нее.

– Вот, позволь мне, – шепчет он ей на ухо, обхватывая руками талию, и поднимает ее в седло.

Софрония чувствует, что краснеет, – черта, из-за которой мать давно сетовала на ее неспособность себя контролировать. Когда Леопольд садится на свою лошадь, Софрония вспоминает о своей матери и послании, которое та отправила. Она не удивлена, что ее матери удалось вовлечь великого сэра Диаполио в свои заговоры, но ей интересно, имеет ли это какое-то отношение к Беатрис. Возможно, певец поделится весточкой от ее сестры, а также тем зловещим подарком, который он получил от императрицы.

– Ты рад, что посетишь выступление сэра Диаполио сегодня вечером? – спрашивает она Леопольда, когда они на своих лошадях едут бок о бок по тропинке.

Робко взглянув на нее, он пожимает плечами.

– Я не назвал бы себя ценителем. Он посещает двор с выступлениями несколько раз в год, и я знаю, что большинство людей – точнее, большинство женщин – влюблены в него, но не понимаю почему. Он прекрасный певец, признаю, но… – он замолкает.

– Я слышала, что он довольно красив, – говорит Софрония, и Леопольд смеется.

– Осторожно, есть те, кто сочтет такую слабую похвалу тяжким оскорблением его красоты. По правде говоря, я приглашаю его ради мамы. Ей очень приятно слышать, как он поет на селларианском языке.

Софрония кивает, задаваясь вопросом, является ли это частью подарка от ее матери, – еще одно оружие, которое можно использовать, чтобы скомпрометировать Евгению. Если это так, то подарок не слишком хорош. Все любят сэра Диаполио, и Евгения в этом не одинока.

– Твоя мама была очень добра ко мне, – говорит Софрония Леопольду. – Я знаю, что у нее были… трудные времена, когда она только приехала сюда. Она решила, что может помочь мне избежать такого же неприятного опыта.

– У нее получилось?

Она драматично вздыхает.

– Что ж, дворец красивый, и все, кого я встречала, были достаточно любезны со мной, и мне сказали, что где-то здесь у меня есть красивый муж. Но, должна признаться, я видела его нечасто.

– Это достаточно откровенно, – смеется он, а затем колеблется и добавляет: – Мне, возможно, придется скоро снова уехать. Было несколько… стычек на границе с Селларией. Ничего серьезного или того, что было бы спровоцировано мной или дядей Чезаре. Наше перемирие официально соблюдается, но…

– Но людям на границе нужно напоминание? – догадывается Софрония, и ее мысли меняют направление. Она не знала о стычках, но это ее не удивляет. Возможно, ее мать даже приложила к ним руку, хотя не менее вероятно, что они возникли сами по себе. Напряженность между Селларией и Темарином не исчезала с конца войны, а на границе ситуация была, как всегда, особенно острой. По крайней мере раз в год шпионы ее матери сообщали, что темаринцы проникли в Селларию, чтобы незаконно продавать звездную пыль, или что селларианцы проникли в Темарин, чтобы попытаться убить местного эмпирея.

Леопольд кивает.

– Ничего такого, из-за чего перемирие с моим дядей могло бы быть нарушено, но мы все же выставим большую часть армии у границы. Назовем это празднованием силы Темарина, напоминанием нашим людям о том, что они находятся под моей защитой.

– Но это не просто напоминание Темарину, – говорит Софрония, когда к ней приходит осознание. – Это напомнит селларианцам, что с тобой нельзя шутить.

– С нами нельзя шутить, – поправляет Леопольд с кривой улыбкой. – Королю Чезаре повезло в Целестийской войне. Он застал моего отца врасплох и воспользовался своим преимуществом, напав с моря. Мы были неподготовлены – досадная оплошность, и мой отец потратил годы на создание нашего флота, чтобы этого больше не повторилось. Если Чезаре решит испытать удачу, он будет разочарован. Но я бы предпочел, чтобы до этого не дошло. Я хочу защитить альянс, который мои родители создали благодаря моему рождению, а не смотреть, как мой дядя разрушает его.

Софрония знает о Целестийской войне, о том, как король Чезаре стремился избавить не только Селларию, но и весь континент от эмпиреев и звездной пыли, которых он считал мерзостью, и как он считал это своей благословенной звездами королевской миссией. Она также знает, как отец Леопольда, король Карлайл, в конце концов согласился на перемирие, устроенное отцом Софронии, которое было основано на браке Карлайла с Евгенией, сестрой Чезаре.

– Говорят, Чезаре сошел с ума, – говорит Софрония. – Ты уверен, что полагаться на его разум – хорошая идея?

Леопольд пожимает плечами.

– Моя мама говорит, что это необходимо, чтобы не начать новую войну, которой я не хочу. Она хотела поехать в Селларию, чтобы самой урезонить брата, но, учитывая их личные отношения, это было бы не самой разумной идеей. – Он морщится. – Все это действительно похоже на беспорядок, на попытку играть в шахматы с малышом в надежде, что он не перевернет доску в истерике. Уверен, что мой отец знал бы, что делать, но я не имею ни малейшего представления.

Софрония закусывает губу.