она, к примеру, раньше не знала, что великий художник итальянского Ренессанса воплотил столько своих удивительных изобретений во Франции. В ярком свете настольной лампы Анна открыла для себя, что Леонардо был придворным художником французского короля Франциска I, больше узнала о двойной винтовой лестнице и новаторской системе вентиляции в Шамборе. В Лионе к торжественной встрече французского короля он собрал самодвижущегося механического льва. Леонардо также придумал штурмовую колесницу – «танк» с пушками – и раскладной мост. С интересом читала она и об исторических событиях. Карл VIII, предшественник Людовика XII, считавший себя полноправным правителем Неополитанского королевства, решил захватить престол и отправился в Неаполь со своим войском. По пути французы осадили и разорили многие итальянские города, в том числе родину Леонардо – Флоренцию. Такая вот жестокая ирония.

Дни проходили тихо и спокойно, начальнику хранилища и группе оставшихся в Лувиньи кураторов редко требовались инвентарные списки, а соответственно, у Анны почти не было работы. Пьер – единственный, кто спасал ее от одиночества, став верным собеседником и компаньоном. Они вдвоем сидели у армуара, в котором была спрятана «Мона Лиза», обменивались новостями из газет, обсуждали прочитанные книги. Вместе строили предположения, где искать брата Анны, но Пьер знал об этом не больше, чем она сама. Девушка быстро распознала за его вечным ворчанием и ершистостью доброе сердце. Она стала ему доверять, ценила его мнение о событиях в мире, мудрые замечания и даже черный юмор. У нее никогда не было отца, и своеобразная, сердито-сварливая, забота о ней, которую проявлял Пьер, согревала ей сердце.

Наконец предвестья весны добрались и до уединенного замка – вдоль тропинок начали зеленеть травинки, запахло пропитанными дождевой водой мхами; сквозь корку снега, хрустевшую у Анны под ногами, то здесь, то там стали пробиваться первоцветы. С Коррадо девушка не виделась с тех пор, как он и месье Шоммер вернулись в Шамбор несколько месяцев назад. А ее письма к Кики и Марселю оставались без ответа. Порой тишина в замке была оглушительной, и тогда Анна спасалась от нее прогулками по лужайкам и гравийным дорожкам в парке. Если рядом не было Пьера с его ехидными замечаниями, отеческими нравоучениями или байками о далекой молодости в Мозеле, зима казалась Анне нескончаемым сумеречным пространством одиночества.

Когда война уже стала представляться ей чем-то далеким и нереальным, сбылись худшие опасения: немцы все-таки вторглись на территорию Франции. Наступление шло через Бельгию и Арденны.

– Месье Жожар прислал срочную телеграмму. Экспонаты, оставшиеся в Лувре, теперь точно в опасности, – объявил сотрудникам начальник хранилища. – У нас нет выбора. Нужно вернуться за ними, пока не явились немцы.

Это означало возвращение домой, в Париж. Анна понимала, что это опасно, но если ей повезет, она найдет там Кики и Марселя.

* * *

Анна ударила по тормозам так резко, что ее бросило вперед, на рулевое колесо, и гудок грузовика невольно присоединился к какофонии на дороге. Перед бампером какой-то старик с тележкой гневно грозил ей пальцем.

– Извините! Простите! – выдохнула Анна в ужасе от того, что чуть не задавила человека.

Пьер на пассажирском сиденье покачал головой:

– Ты не виновата, chérie[41]. Он вылез на дорогу прямо перед тобой.

Анна с трудом сглотнула.

– Если мы еще до Парижа не добрались, а я уже так плохо справляюсь, как мы поедем обратно с кузовом, набитым картинами?

– Все будет хорошо, – попытался успокоить ее Пьер, но прозвучало это так, будто он и сам своим словам не верил. У него к тому же побелели костяшки пальцев, которыми он вцепился в козырек лежавшего на коленях форменного кепи.

– Охранять «Мону Лизу» было проще по сравнению с этим, – сказала Анна, но тут она слегка покривила душой. С одной стороной, отправляясь в столицу вместе с небольшой группой музейного персонала, она с тревогой и сожалением думала, что придется оставить далеко позади сокровища Лувра, в особенности одну картину, запертую в армуаре с инкрустацией из черного дерева, стоящем в гостиной замка. С другой – была рада возможности вернуться в Париж, даже за рулем большого неуклюжего грузовика и даже зная, что немецкая армия уже находится на подступах к городу.

Однако сейчас, въезжая в парижское предместье, она все больше нервничала.

– Германские танки уже в Пикардии, – сказал Пьер, словно прочел ее мысли. Глаза его сейчас горели яростью, и Анна на секунду представила себе молодого Пьера, который уже сражался с тем же врагом больше двадцати лет назад на полях Великой войны. – Столица перед ними беззащитна.

«Беззащитна…» В сердце Анны стрелой вонзился страх. Как бы ей ни хотелось застать Марселя и Кики дома, в их квартире, сейчас она мысленно взмолилась, чтобы мать с братом уже покинули город. А если они еще там, как их уговорить уехать подальше вместе с ней, в сельскую местность, где они будут в относительной безопасности? Некоторые музейные работники в эвакуации уже разослали своим родственникам письма с просьбой присоединиться к ним. Но подействуют ли уговоры на мать?

Анна взялась за рычаг переключения передач, и грузовик покатил дальше, виляя между целыми группами пешеходов, то и дело выходивших на проезжую часть. В зеркале мелькнуло лицо Кристианы Дерош-Ноблькур, куратора отдела древностей, – она сидела за рулем собственного старенького «Ситроена», который словно плыл в бурном потоке позади них. Покрышки «Ситроена» протерлись почти до дыр уже в первый раз, когда Кристиана приехала в Шамбор с первой партией экспонатов. Коррадо был в ужасе, делясь с Анной этим наблюдением. Он недоумевал, как ей удалось добраться до замка целой и невредимой. А теперь, значит, Кристиана совершила еще один вынужденный бросок до Парижа…

По мере приближения к городу становилось ясно, что кроме их небольшого конвоя никто в Париж не едет – все его покидают.

Когда наконец в поле зрения показались знакомый силуэт Эйфелевой башни и длинная крыша Лувра, Анна сглотнула подкативший к горлу ком. Они въехали на луврский двор Наполеона. Фасады музея по-прежнему прятались за строительными лесами и мешками с песком. Высокие окна были темны и пусты, как глазницы огромного черепа. Лувр, который она так любила, превратился в пустую раковину, лишенную самого ценного.

Анна последовала с небольшой группой кураторов в полупустое здание и дальше, по гулким галереям. Стеклянные шкафы пылились без экспонатов. В залах живописи остались только крепления для картин и стойки ограждения у голых стен, на которых мелом были написаны названия. Время от времени произведения искусства все-таки попадались. Анна с коллегами прошла по галереям с огромными древнегреческими и древнеегипетскими скульптурами; не вывезли