в безопасное место. Поймут ли они ее? Так или иначе, придется убедить их обоих, что в Париже сейчас небезопасно…

Анна закрыла глаза, вспомнив о гигантских полотнах из галерей Наполеона, о холстах, скатанных в длинные рулоны и сложенных в кузов грузовика, на котором ей, возможно, придется ехать за рулем через всю страну несколько часов спустя. Кто-то из кураторов сказал, что утром они ждут дополнительно еще двух шоферов с грузовиками и что пока Анна жила в Лувиньи, Люси успела сдать экзамен на водительские права, тем не менее каждый водитель у них на счету. Если она не успеет вовремя вернуться в Лувр, несколько экспонатов будут обречены остаться.

– Божечки, глядите-ка, кто вернулся!

Ее размышления прервало сиплое восклицание, и она поняла, что забыла закрыть входную дверь квартиры.

Жизнь Анны, ее город и весь мир разительно изменились за последние месяцы, а вот мадам Бродёр осталась прежней: серая старая ведьма в прохудившемся домашнем халате и с тем же прокуренным голосом. Глубоко затянувшись мятой папиросой, она вперила в Анну недобрый взгляд.

– Мадам, – кивнула Анна в знак приветствия, неожиданно испытав облегчение при виде дородной, крепкой, приземистой и такой знакомой фигуры. – Я ищу свою мать и Марселя. Вы их видели?

– О да, – проворчала мадам Бродёр. – То есть мамашу вашу видела. А если уж точнее – слышала, да еще как. Топает по ступенькам в неурочные часы, песни свои дурацкие горланит, сколько раз тут перебудила весь подъезд…

– А Марселя не видели? – перебила Анна.

Мадам Бродёр еще раз основательно затянулась – неровное огненно-тлеющее колечко долго ползло по папиросной бумаге, пока наконец длинный столбик пепла не упал к ее ногам.

– Не видела с тех пор, как вы уехали. Стало быть, нет теперь у него няньки, которая раньше его изо всяких передряг вытаскивала, да? – Морщинистый рот скривился в многозначительной усмешке.

Анна говорила себе – при нынешних обстоятельствах надо радоваться, что Марселя нет в Париже, но ей хотелось, чтобы он уехал в эвакуацию, в новые музейные хранилища, вместе с ней, потому что так было бы надежнее. Что означала это слово в личном деле – «Переведен»? Что сейчас он неведомо где – вот что, и от этого у нее на душе было неспокойно.

– Честно говоря, сейчас в доме остались только ваша мать и я, – сказала мадам Бродёр. – Ха! Две старые кошелки. Кто бы мог подумать? Я бы ее выставила вон за милую душу, будь тут еще квартиранты, которых она могла бы потревожить. Да и вообще не стану возражать, если ваша мамаша съедет отсюда подальше, как евреи с верхнего этажа. Странные люди. – Она покачала головой. – А вы-то, мадемуазель, собираетесь остаться или нет?

Анна окинула взглядом унылую квартирку. Что делать? Постараться все-таки уговорить Кики уехать из Парижа? Ей еще ни разу не удавалось переубедить мать, если та что-то решила для себя, а она ясно дала понять дочери, что никуда уезжать не намерена.

Мадам Бродёр буравила девушку глазами-бусинами.

– Нет, – вздохнула Анна. – У меня есть… обязательства. – Она помолчала. – Все покидают город, мадам. Вам бы тоже надо уехать, пока еще есть возможность.

– Я здесь родилась, девочка. – Старуха развернулась, вышла на лестничную площадку и принялась спускаться по ступенькам, похлопывая ладонью по железным перилам. Вскоре Анна услышала, как внизу хлопнула дверь комнаты консьержки и громко лязгнул засов.

В Лувре ее, наверное, уже заждались, а она еще не собрала вещи, которые хотела взять с собой. Но сначала надо было оставить матери записку. Анна достала из запылившейся тумбочки у своей кровати лист бумаги, карандаш и спешно набросала несколько слов. Раньше она не считала, что есть смысл платить за телефонный аппарат в квартире, поэтому у себя они его так и не установили. У некоторых соседей телефоны были, но Анне это казалось непозволительной роскошью. Теперь же ей подумалось, что все-таки надо было разориться на телефонную связь, тогда она смогла бы сейчас позвонить в кабаре или в ближайшие к нему бары на Монмартре и спросить о матери.

Когда она клала записку на подушку Кики, до нее донеслась трель телефонного звонка, такая громкая, что Анна вздрогнула. Аппарат звонил у соседей наверху. Она давно привыкла к этому звуку, но сейчас, в покинутом жильцами доме, трель разливалась предчувствием беды. Анна стояла в пустой квартире, а телефон все звонил и звонил.

* * *

Торопливо шагая к Лувру, Анна удивлялась, что на заваленных мешками с песком тротуарах так много прохожих. Высокие дома погружали улицы в тень, но на перекрестках солнце щедро заливало Париж светом, и Анна вглядывалась в лица мужчин, женщин и детей, тоже куда-то спешивших мимо. Столько людей, и на всех лицах читается тревога, страх или решимость. Плотным потоком семьи беженцев по-прежнему стремились на юг. Анна все еще надеялась увидеть в толпе своего брата. Но так и не нашла знакомого лица.

Во дворе Наполеона уже рокотали моторы грузовиков. Грузчики захлопывали дверцы последних кузовов. У нее на глазах в ближайшую машину рабочие подняли еще несколько деревянных ящиков и принялись обвязывать их веревками. Анна заметила Люси в группе кураторов, окруживших старенький «Ситроен» Кристианы Дерош-Ноблькур – на заднем сиденье до самого потолка громоздились ряды из небольших коробок.

– На улицах столько людей… – запыхавшись, выдохнула Анна.

– Ничего, главное – ты уже здесь, – сказала Люси, окинув взглядом колонну грузовиков. – Но теперь тебе надо найти себе свободное место у кого-нибудь в кабине. Еще один водитель только что прибыл из Шамбора, так что тебе не придется садиться за руль. Нам нужно отправляться немедленно. Беги искать грузовик.

Люси говорила нервно – было ясно, что и правда нужно торопиться. У Анны мурашки побежали по коже, она растерялась и принялась беспомощно озираться, не зная, в какой из машин может найтись место для нее со скромным чемоданчиком.

– Опять вы, синьорина? – прозвучал знакомый голос.

Она обернулась и невольно раскрыла рот от изумления.

– Коррадо!

Он белозубо улыбнулся. С тех пор как они виделись в последний раз, его лицо осунулось от забот, но блеск в глазах был все тот же. Анна едва удержалась – хотелось его обнять. Вместо этого она пожала его ладонь обеими руками:

– Я так рада тебя видеть!

– И я тоже рад тебя видеть, – отозвался он. – А теперь, пожалуйста, отпусти мою руку, потому что мне пора садиться за руль. Твои коллеги опять набили кузов до отказа. Нужно выбираться из города, пока не нагрянули немцы. Можешь поехать со мной, если хочешь.

Он открыл дверцу кабины и