Если бы они узнали, что я написал могущественным людям в других землях, вдали от Флоренции, непременно рассердились бы. Да все бы разгневались, не только они. Мой юный Салаи уже успел пожаловаться мне, что он устал от скитаний. Монахи будут недовольны. А в особенности – мой отец.

Но в свою защиту могу сказать, что я исправно прихожу к алтарю каждый день, дабы утолить тревоги старого настоятеля Сантиссима-Аннунциата. Мы проводим измерения для запрестольного образа. Оцениваем мои эскизы. Выбираем краски. Изучаем поблекшие фрески в старинной капелле. Обсуждаем библейские источники, расположение рук, складки одежд, сияние нимба святого. Страницы моих альбомов пестрят изображениями рук, лиц и нимбов. Плотники соорудили за алтарем леса в строгом соответствии с моими указаниями.

Между тем, должен признаться, монахи от меня не в восторге. Шепчутся на хорах, прикрывая ладонями рты. Настоятель отзывает меня в сторонку, подальше от них, если нужно поговорить. Я перестал трапезничать за одним столом с братией, ссылаясь на несуществующие приглашения.

– Ну что? – спрашиваю, чувствуя на себе взгляды Салаи и Луки. И вздыхаю. Все равно они скоро сами догадаются. – Я написал разным господам – герцогу Феррары, герцогу Мантуи, герцогу Романьи. Предложил им себя в качестве военного инженера.

– Герцогу Романьи? Чезаре Борджиа? – Лука замолкает, переваривая это известие.

А вот Салаи…

– Борджиа?! – Мальчишка, подпиравший до сих пор дверной косяк, подскакивает ко мне так, будто хочет схватить меня за плечи и встряхнуть, чтобы привести в чувство. – Нет, маэстро Лео! Это очень скверная идея!

– Салаи, не кричи, мы же в монастыре.

– Борджиа! – кипятится он, презрев мой призыв к тишине. Лицо его багровеет, он принимается расхаживать туда-сюда, пока Лука сидит смирно, поникнув головой, будто уже признал свое поражение. – Вы собираетесь отправить нас прямиком в лапы самого2 князя тьмы, маэстро? Вы что, ничего о нем не слышали? Да он нам всем глотки перережет быстрее, чем любой француз!

– Я пришел к выводу, что зря приехал во Флоренцию, сынок, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – И между прочим, Чезаре Борджиа – сын самого папы римского. Если он отнесется благосклонно к моему предложению, я смогу получать очень важные заказы.

– Но послушайте, маэстро Лео, – нарушает наконец молчание Лука, – вы уже проделали здесь блистательную работу. Ту малую Мадонну высоко оценил даже король Франции.

Думаю, Лука печется о собственных интересах. Не хочет покидать Флоренцию.

Я встаю из-за стола:

– Мне скоро пятьдесят, синьоры, и я не намерен прожить оставшиеся мне годы, рисуя портреты чьих-то жен. За стенами этого города для меня открываются возможности изменить мир, пока время не вышло. Но воспользоваться этими возможностями я сумею, лишь заручившись покровительством власть имущих. – На мгновение меня одолевает печаль по моему многолетнему благодетелю Лодовико Сфорце, который, как я слышал, был предан, пленен и увезен во Францию в цепях.

– Но как же ваши местные заказы? – спрашивает Лука.

Я барабаню пальцами по столу. Думаю о заказе для церкви в Сан-Сальваторе-дель-Оссерванца. Тут мне потребовался математический дар Луки, он очень помогает при проектировании нового фундамента и водоотводов, необходимых для того, чтобы церковь перестала опускаться по склону холма с каждым новым наводнением. Думаю о своем проекте системы каналов у реки Арно, представленном на рассмотрение флорентийской Синьории.

Лука сходится во мнении с Салаи.

– Здесь же все почти наладилось, маэстро, – говорит мальчишка. – При Содерини, возглавившем правительство Флоренции, мирная жизнь пойдет своим чередом. Смутные времена позади, бояться нечего. Почему вы хотите уехать именно сейчас?

Я пожимаю плечами:

– Я и не боялся никогда, Салаи. Работать на его светлость в Милане – что могло быть опаснее?

Салаи фыркает и подходит к окну. Открывает ставни, делает глубокий вдох свежего воздуха и чешет в затылке.

– Я остаюсь. – Ветерок доносит от окна его голос, как шепот, как дуновение.

– Не говори ерунду, Салаи.

Но он поворачивается ко мне, и я вижу написанную на его лице решимость.

– Разумеется, вы вольны решать за себя, маэстро. Но и я решу за себя. Если хотите покинуть Флоренцию, езжайте один. Мой выбор сделан. Я остаюсь.

Анна

Шамбор, Франция

1940 год

В ярком сиянии летнего полдня старинный замок Шамбор выглядел таким же величественным, каким Анна его запомнила. Симметрию круглых башен окружали замысловатые лабиринты садов, разграниченные подстриженными живыми изгородями.

Однако на этот раз замок уже не казался ей надежным убежищем. Он представлял собой отличную мишень в перекрестье немецких прицелов. Анна смотрела на него, и у нее щемило сердце. Пьер был прав, когда вынес свой вердикт почти год назад. Даже эти могучие стены не защитят их от летящих с неба снарядов. К тому же это легкая цель – огромный белокаменный замок в открытом поле. Так что знакомый и привычный Шамбор перестал быть тихой гаванью. Теперь это всего лишь перевалочный пункт, который уже не даст ощущения безопасности.

Работники Лувра забегали туда-сюда, перенося экспонаты в забрызганные дорожной грязью грузовики. Все устали – и от долгого пути из Парижа, и от постоянного мучительного ожидания новых авианалетов. Анна тряхнула головой, призывая себя сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас, но ее мысли по-прежнему полнились отголосками взрывов. Под бомбежкой ей казалось, что в этом оглушительном грохоте, гуле и треске, в который вплетались крики обезумевших от страха людей, вокруг нее рушился весь мир. Но грузовик каким-то образом продолжал движение, невредимый, и Коррадо говорил ей что-то успокаивающее до тех пор, пока звуки взрывов не стихли вдали.

Сейчас Анна, шагая между припаркованными грузовиками, старалась сосредоточиться на помятых листах описи, прикрепленных к планшету. Раз уж она не смогла позаботиться о безопасности матери и брата, не сумела увезти их с собой, тогда хотя бы надо сделать все, что в ее силах, чтобы обеспечить надежное хранение и защиту экспонатов музея.

Подъехал и остановился на посыпанной гравием площадке еще один грузовик, а вслед за ним – «Ситроен» Кристианы. Анна не понимала, как у Кристианы хватило смелости самостоятельно вести эту старую развалюху в смертельной опасности под бомбежкой. Из грузовика вышла Люси, и Анна не удержалась – расплывшись в радостной улыбке, молча подошла и заключила ее в объятия.

– Из других хранилищ тоже прибывают машины, – сказала Люси, ответив на ее теплое приветствие с такой же теплотой. – Немцы близко, экспонаты из Лувиньи тоже надо эвакуировать. «Мону Лизу» достали из армуара.

– Дамы! – раздался взволнованный голос месье Шоммера, шагавшего в солнечных лучах от дверей замка. – Как вы добрались? Все в порядке? Господи боже мой, мы слышали по радио новости о Париже!