Искоса на меня взглянув, он улыбнулся:

– Не будь занудой.

И с силой надавил на газ! Мотор взревел, и мы помчались вперед на скорости, явно превышающей допустимую. Меня буквально вжало в спинку сидения и, хотя я никогда не боялась ни высокой скорости, ни езды на машине, сердце непроизвольно екнуло. Так бывает на американских горках, когда, достигнув высокой точки, резко устремляешься вниз.

Сбоку промелькнул ржавый указатель с перечеркнутой надписью «Поющие пруды», и через несколько минут мы оказались на ведущей к трассе дороге. Не сбавляя скорости, – а, по ощущениям, так и вовсе прибавляя, – Данила гнал мерс вперед. Здесь не было фонарей, и темноту разбавлял лишь свет фар.

– Данила! – в конце концов, не выдержала я. – Какого черта ты творишь?!

Проигнорировав меня, он остановился лишь спустя несколько минут, чуть съехав на обочину. В автомагнитоле бренчала музыка, и только она вместе со звуком тихо урчащего двигателя нарушала повисшую тишину.

– Нужно поговорить, – по-прежнему сжимая руль, сообщил новоявленный Шумахер.

Я даже разозлилась слегка:

– А для этого обязательно нужно было увозить меня невесть куда? Да еще и с утра пораньше?

– Я думал, это пройдет, – словно не услышал меня Данила. – Как-то забудется само собой, и я этим переболею… но не проходит.

Отведя взгляд от лобового стекла, он напряженно на меня посмотрел:

– Я не могу переболеть тобой, Марина.

Я ненадолго растерялась, не ожидая от него таких слов.

Этот его взгляд заставил меня почувствовать себя неуютно. А еще – виновато, хотя объективных оснований для этого не было. С того памятного разговора, когда Данила заявил, что я ему нравлюсь, мы данную тему не затрагивали. Я даже почти забыла о его признании и начала думать, что временное «помешательство», как он выразился, у него действительно прошло. Но ошиблась, как теперь оказалось.

– От меня-то ты чего хочешь? – заставив себя не отвести глаза, ровно спросила я. – Если взаимности, то я испытываю к тебе лишь дружескую симпатию. Прости.

Уголок его губ дернулся, обозначив кривую усмешку:

– Жестоко.

– Зато честно.

В свете последних событий все выяснения отношений, да и вообще все нормальные проблемы казались совершенно несущественными. Этим утром мне было достаточно ненормальных, и я была взвинчена. Возможно, при других обстоятельствах говорила бы с Данилой менее резко, хотя все так же откровенно – как привыкла. Но сейчас мне хотелось скорее оказаться в школе и, конечно, не из-за самостоятельной по математике, а чтобы встретиться с Егором. Он – единственный, кто сможет меня выслушать. Единственный, кто после моего рассказа о случившемся утром не посчитает меня сумасшедшей. Скорее всего, снова станет отмалчиваться и не даст никаких объяснений, но, по крайней мере, я смогу выговориться.

– Я тебе совсем не нравлюсь? – выдернул меня из размышлений Данила. – Не как друг.

Что я могла ему ответить? Только то же, что отвечала всем до него. Сколько их было – тех, кто признавался мне в своих чувствах? Уже и не вспомнить. И с каждым новым поклонником легче для меня отказы не становились. Каждый подобный разговор отнимал много нервов и душевных сил. Поэтому я и отгораживалась ото всех, поэтому и променяла женственные платья на удобные джинсы. Я искренне старалась быть незаметной, непривлекательной, но почему-то все равно невольно притягивала к себе внимание.

Данила мне нравился. Возможно, даже чуть больше, чем друг… чуть больше, но не более. И я понимала, что ни к чему хорошему наш выход за рамки дружеских отношений не приведет.

– Данил, – я вздохнула. – Мне просто ничего такого сейчас не нужно. Ты классный, правда. И я не хочу тебя обманывать. Не знаю, что все вы… то есть, что ты во мне нашел, но рано или поздно ты этим «переболеешь». Если хочешь, я буду стараться не попадаться тебе на глаза, сократим наше общение и…

– Нет, – резко оборвал он и, неожиданно схватив меня за запястье, притянул к себе. Его голос понизился до полушепота: – Ненужно ничего сокращать. Я хочу видеть тебя. Каждый день… да, хотя бы просто видеть.

Его поведение немного испугало. Данила не походил на самого себя, и если еще недавно я опасалась за здравость собственного рассудка, то теперь задалась вопросом, а уж не сошел ли с ума он. Еще и его глаза казались какими-то… странными. И только спустя несколько долгих секунд я поняла, почему.

Зрачки. Они расширились настолько, что почти полностью затопили радужку, которая тоже потемнела. Я помнила, что у Данилы глаза были серо-голубыми, а теперь они напоминали холодную сталь… или темное, затянутое льдом озеро.

– Мне больно, – неотрывно в них глядя, произнесла я.

Словно очнувшись, Данила отпустил мою руку и, чуть тряхнув головой, проронил:

– Извини.

Больше говорить было не о чем. Это понимала я и самое главное – это понимал он. Тем не менее, мы еще некоторое время простояли на обочине, среди шумящего на ветру леса. Дворники смахивали со стекла капли косого дождя, продолжал урчать двигатель, а звучащая в салоне музыка, словно в насмешку, была бодрой и оптимистичной.

Когда двигатель внезапно заглох, никто из нас не придал этому особого значения. Но когда он не пожелал заводиться ни с первого, ни со второго раза, и без того не радужная атмосфера стала еще напряженнее.

– Что за… – негромко выругался Данила, пытаясь завести машину в третий раз.

После очередной неудачи он со злостью стукнул ни в чем не повинный руль и выругался уже от души.

– Может, из-за дождя? – неуверенно предположила я.

– Это Мерседес S-класса, – Данила раздраженно передернул плечами. – Ему не страшны ни влажность, ни мороз, ни адово пекло! И бензина ведь еще до фига…черт! Отец должен приехать сегодня вечером, если с тачкой что-то случится, он меня убьет!

– А ты не можешь попробовать ее починить? Ну, там залезть под капот…

– Конечно, – с тем же раздражением сыронизировал Данила. – Я же всю жизнь только и делал, что чинил машины!

Поняв, что был слишком резок, он тут же извинился. Хотя, признаться честно, для меня была предпочтительнее его злость, чем попытки обсудить чувства. Она, по крайней мере, казалась понятной.

Под капот Данила все-таки заглянул. Несмотря на его сарказм, в машинах он, судя по всему, кое-что понимал. Пока он возился с какими-то проводами, мне не оставалось ничего другого, кроме как сидеть в салоне и ждать. Охватившая меня было злость прошла. Подумаешь, пропущу самостоятельную – с математикой у меня все равно проблем нет.

Спустя некоторое время Данила вернулся и попробовал в очередной раз завести двигатель. Но тот лишь отозвался натужным гулом и тут же затих, не подавая признаков жизни.