у развесистой яблони с яблоками какого-то душистого сорта он повесил гамак, и поставил красивый круглый столик с пластиковым креслом. На столике неизменно стояли хризонтемы, лежала стопка книг и разные коробочки со сладостями. Акулина, правда с завидным постоянством делала ревизию коробок, оставляя в них меньше половины содержимого со словами «Это тебе сейчас нельзя…». Сюда же знахарка ей приносила совсем безвкусную еду, какие-то травяные чаи и настои.

Гамак раскачивался на ветру и только злил Наташу, ибо лечь в него в своих грязных обмотках она не могла, боясь испачкать. Не было больше сил и ночевать в зловонном сарае. Ночи проходили почти без сна. Тяготило одиночество и тоска по сыну. Хотелось принять ванну.

Девушка стала замечать, что стала очень раздраженной. От нечего делать она целыми днями читала книги. А еще чаще — размышляла. Она осталась наедине со своими мыслями, и у нее была уйма времени, чтобы привести их в порядок.

Первые дни ее безудержно рвало. Потом Акулина стала заваривать ей какие-то особые травки, и рвота наконец, унялась, но чувство тошноты не проходило.

Последние дни лечения показались девушке просто невыносимыми. Кожу жгло, краснота на ней проступала даже сквозь черноту адской болтушки. От долгого терпения, боли и отчаяния с Наташей даже случилась истерика. Она долго навзрыд плакала, выкрикивая слова обвинения Бог весть кому. Акулина покачала головой и заварила ей еще каких-то отвратительных травок, которые назвала почему-то «успокоительными».

Наконец, целительница объявила, что первый этап лечения закончен, и перестала ее обмазывать мазью. Второй этап оказался более приятным, несколько загадочным и мистическим. Наступили дни полнолуния. Ночью женщина стала водить девушку купаться к маленькому пруду, больше похожему на болотце. Дорога к нему была не короткой. По дороге Акулина что-то шептала себе под нос, а Наташу просила молчать и смотреть себе под ноги. Вода была жутко холодной. Наташа боялась простуды и обострения аднексита. Но Акулина уверяла, что хворь ее не возьмет. Перекрестившись, девушка с головой трижды окуналась в воду. Удивительно, что после купания по телу разливалось приятное тепло. И было действительно, совсем не холодно.

И, наконец сменилась опостылая сарайная «картинка». Постепенно и тревога унялась. А еще больше девушка воспрянула духом, когда стала замечать, что чернота на теле смывалась, а краснота проходила. Качаясь в гамаке, Наташа вновь и вновь рассматривала свое тело и с радостью видела, что ни прежних бляшек, ни корочек, ни новых высыпаний на ее коже больше нет.

Только вот тошнота не проходила. А иногда стала кружиться голова и темнеть в глазах, прямо земля из-под ног уходила. И, несмотря на тошноту, почему — то постоянно хотелось есть. А Акулина как-то совсем без сочувствия, даже, как показалось Наташе, с лукавством поглядывала на нее, когда она просила котлетку после завтрака или булочку после обеда.

От мысли, которая пришла ей в голову во время аппетитного поглощения очередной булочки, Наташу даже в жар бросило. Не может быть! Образ девочки с бантиками, в носочках и в платьице с кружевами из давней мечты явственно стал перед глазами.

— Не может быть! А если это так, то это — дитя Матвея. Сомнений нет, — девушка вновь впала в транс.

Чернота с кожи смылась. Струпья сошли, на их месте остались лишь следы — бело-розовые пятна, которые, по словам целительницы, постепенно должны сами исчезнуть. Чаи Акулины становились все вкуснее, простыни все чище. Наконец, целительница объявила, что пора болящей баньку топить, только не очень горячую, снова загадочно улыбнувшись. Она отхлестала ее душистым веником, напоила чаем с медом, после чего девушка уснула глубоким сном и проспала почти сутки. На удивление ей совсем ничего не приснилось.

Пришла пора исцелившейся возвращаться домой. Наступил момент прощания.

— Вы чудо сотворили. До конца дней за вас молиться буду. Вы же меня, сами того не зная, сразу от двух недугов исцелили!

Наташа обняла женщину и достала деньги.

— О, нет, девка, от второго недуга тебя не я вылечила, а любовь. Ты мне лишнего — то не приписывай. А деньги спрячь. Раз тебя сын привез, значит, ты наша. Кто же своих — то за деньги лечит?

***

Матвей истосковался по Наташе и едва сдержал себя, чтобы не затискать ее в объятиях прямо при матери. Но во взгляде девушки увидел что-то новое, чужое. Домой ехали молча. Почти у города пришлась остановиться: Наташу укачало и стошнило. Она выскочила из машины и метнулась к придорожным кустам. Матвей побежал вслед.

— Уйди, — заорала девушка. Все нутро ее, казалось, выворачивало на изнанку.

— Не уйду. Моя ты. И дитя мое. Чего стесняться? Я теперь всегда рядом буду. Вот, возьми водичку попей, станет легче, — протянул он Наташе бутылку с водой.

— Матвей, я еще сама ничего не знаю, сама ни в чем не уверена. Понимаешь меня, что я не уверена в своей беременности. Рано радоваться, ибо потом горько будет разочаровываться. Этого просто не могло произойти! Я сколько лет лечилась.

— А я во всем уверен. Ты беременна. У нас с тобой будет дочка. Я сто лет свое счастье ждал.

— Какое счастье? Я замужем, надеюсь, ты об этом помнишь, и сейчас сам везешь меня к мужу.

— Сейчас мы приедем и все ему расскажем, а потом расскажем твоей маме, сыну и всем, кому еще захочешь рассказать.

— Не смей. Я еще не уверена в беременности, и не приняла никаких решений. Семья у меня. В ней растет наш с мужем сын. Он любит отца. Не тебе решать.

— А как же моя дочь, которая должна тоже жить с отцом?

— Смешной ты, какая дочь? Если это правда, то внутри меня всего лишь маленький зародыш, которому какой-то десяток дней. Кто тебе сказал, что я собралась рожать этого ребенка?

— А ты скажи. Прямо сейчас и скажи.

— Не скажу.

— Ты даже думать о другом не смей! У нас с тобой есть, были и будут разные разговоры, ссоры, споры. Ты можешь быть со мной или не быть. А вот этой темы не будет никогда. Ни единого слова сомнения в том, что этот ребенок родится, мы даже произносить не будем.

— Ты не дави на меня, Матвей!

— Я не давлю. Я люблю тебя, родная. Я приму любое твое решение, даже если мое сердце после этого разорвется на куски. Кроме того решения которое мы с тобой только что исключили. Это дитя родится! Пообещай мне сейчас же, — мужчина, сам того не замечая, крепко схватил Наташу за плечи и неистово сотрясал