На холодильнике записка.

«Лиза, если ты проснулась, не пугайся. Я скоро вернусь. Прими пока ванну и завари себе чай. Михаил».

Да, лучше принять ванну и постараться меньше думать о подводных камнях. Самое главное – Олег точно никогда не доберется до меня, потому что не знает, что я в Сочи. Этого вообще никто не знает. Кроме Анны, меня и Воровского. А значит, можно расслабиться и просто наслаждаться жизнью рядом с тем, кого выбрало мое сердце. И не только сердце.

Открываю двери ванной комнаты на первом этаже. Отлично, здесь даже есть полотенца. В деревянном шкафчике сложены гостевые халаты, шампуни, гель для душа, зубная паста. Даже запакованные зубные щетки и одноразовые тапочки для гостей. И стиральная машинка имеется. Точно, мама постаралась заполнить дом уютом к приезду сына.

Я долго стою под водой. Тщательно мою волосы, лицо, тело… как будто смываю всю тяжесть прошедших суток.

Выбираюсь из ванной, и уже чувствую себя лучше. Надеваю гостевой халат, оттираю волосы, распаковываю тапочки.

Выхожу из ванной, но Воровского так и нет. Немного поразмыслив, иду на кухню. Холодильник пустой. Совсем. Его даже включили только недавно. Решаю все же заварить чай, потому что очень хочется пить.

С чашкой подхожу к окну. Рассматриваю двор. Небольшой, но уютный. Трава аккуратно подстрижена. Зона для барбекю зазывает пожарить шашлык.

Такое чувство, что дом был куплен для семьи, а потом про него забыли. Никак не могу понять, для чего Воровский взял меня с собой? Может, он женат и просто решил сбежать от семьи, чтобы воплотить наши общие фантазии под новый год?

Нет, если бы он был женат, носил бы на пальце обручальное кольцо. Кольца я не замечала. Или просто не обратила внимание?

Начинаю нервничать – не только из-за невыясненного семейного положения Воровского, но и из-за родителей. Мама и папа, наверное, волнуются, что я исчезла с радаров.

Не успеваю, как следует, разволноваться, как калитка открывается, и во двор заходит Воровский.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сердце отчего-то начинает гулко стучать, а к щекам приливает румянец.

У него в руках пакеты из магазина. Он поднимает голову – и наши взгляды встречаются.

Мне немного неловко.  А Воровский почему-то улыбается. Не так, как я привыкла за дни, что мы знакомы. Нет вальяжного пренебрежения, этой ослепительной дерзости. На этот раз улыбка человеческая. И выглядит он как-то по-другому. Галстука нет, костюма. Вместо них легкая куртка, джинсы, футболка и кеды.

— Лиза! Иди сюда, возьми у меня горячие хачапури! — громко зовет Воровский.

Пересилив смущение, тихо иду на его голос в холле.

— Как спалось? — когда я появляюсь в поле его зрения, улыбается он.

— Чудесно.

— К морю хочешь? — деловито вручив мне коробку с ароматной выпечкой, интересуется Воровский.

— Очень хочу.

Водрузив пакеты с продуктами на стол, он разворачивается ко мне. Взгляд – какой-то пронзительный.

— Тебе идет, когда ты вот так…по-домашнему одета. И у окна… с кружкой…

Я сглатываю.

То, что Воровский рядом, немного пугает и одновременно притягивает. Все еще не могу привыкнуть к тому, что он теперь другой. Мой, что ли… 

Он касается моей руки. Мягко привлекает к себе. От его близости, от запаха – мужского, будоражащего – по коже летят мурашки. Сердце начинает колотиться.

Я сглатываю и поднимаю на него глаза. Его взгляд – горящий желанием. Его губы – так близко.

— Миша… – пытаюсь выровнять дыхание я. — Скажи, почему ты взял меня сюда? Ты сбежал от жены?

– От жены? Я?.. — он обхватывает ладонями мое лицо. — Нет, глупышка. Я не женат. К чему бы я тащил к себе домой красивую женщину под новый год, если бы был женат? Новый год – семейный праздник.

Против воли тянусь к нему. Глаза закрываются. Руки обвивают крепкую шею, и он с тихим стоном обрушивается на мои губы поцелуем. Горячим, терпким, властным и взрослым. Без нежных прелюдий.

Чувствую спиной, как мы врезаемся в стол. Продолжая терзать мои губы, он на ощупь отодвигает стулья. Усаживает меня на край стола, разводит ноги и вторгается в мое личное пространство. Я подаюсь ему навстречу, бесстыдно обхватывая коленями его бедра и сокращая расстояние до минимума. Все тело сотрясает от желания. Боже, как сильно я его хочу! Именно так – резко, без всяких нежностей… просто хочу обнимать его торс, ощущать его внутри… мне больше ничего не нужно – ни еды, ни одежды, ни позвонить родителям… Только слиться воедино.

Пока он усыпает мою шею властными поцелуями, лихорадочно тяну его футболку вверх.

Воровский помогает мне ее снять.  Тянет пояс халата, и тот распахивается. Освобождает мои плечи, и халат остается на столе, подо мной. С глухим стоном он втирается в меня, мнет обнаженную грудь, усыпает поцелуями лицо и шею, и я ощущаю нежной кожей живота прохладную пряжку ремня на его джинсах.

Он с вожделением оглаживает мои бедра изнутри, впивается губами в шею, в плечи, гладит обнаженную спину, а я нащупываю пряжку и быстро расстегиваю.

— Ты мокрая, черт… — рычит он. — Как же я хочу тебя…

Расстегивает джинсы, достает член из боксеров. Пару раз водит по нему рукой, а я, затаив дыхание, сглатываю. Я уже готова. Давно готова к вторжению.

Он укладывает меня на спину. Подхватывает под колени и притягивает к себе. Еще миг – и он во мне. Резко, глубоко, сразу. Вскрикнув, я ощущаю спиной твердый стол и саднящую боль от вторжения. Впиваюсь руками ему в плечи. Он двигается внутри меня, будто поршень – в едином ритме, выскальзывая, и вновь врываясь. Закусив губу, я со стоном вливаюсь в его ритм. Перед глазами все темнеет. Есть только его руки, поглаживающие, сминающие, ласкающие, и его вторжение в меня. Капитуляция? О, да…

Его шероховатая ладонь ложится мне на низ живота, мягко поглаживает, скользит выше, сжимает груди, заставляет выгибаться. Его движения все быстрее, жестче. Дыхание сбивается. Уткнувшись ему в плечо, я громко вскрикиваю. Все тело сотрясает от резкой разрядки. Он едва успевает выскользнуть.

— Черт…  прости… — хрипло ругается Воровский. — Нельзя было без прелюдий… но ты такая… такая желанная, Лиза.