— Мы придем. Даже если не позовешь.

— Лиза, у меня есть отличное вино! — подмигнул девушке Иракли. — Приходи, угощу.

Кое-как они разошлись с матерью и ее мужем в разные стороны.

— Прости. Лиза, — заговорил Воровский.

— Ты же говорил, что твоя мама живет в другом городе, — обескуражено взглянула на него она.

— Так она и живет. Кто знает, что их с мужем сюда на рынок занесло?

— Надо было сразу сказать мне, что мама ждет тебя на новый год, — вздохнула Лиза. — А теперь вышло неловко. Она обиделась.

— Я думал заскочить к ней первого числа… уж точно не новый год встречать. Ты себе не представляешь, какой у них шум. Все эти родственники, друзья.

— Но ты же понимаешь, что теперь новый год нам придется встречать с ними?

— Понимаю… прости, что втянул тебя в это.

— Если что-то происходит, то для чего-то это нужно… — философски подметила Лиза.

Он посмотрел на нее – снова пронзительно и немного растерянно.

— Вот, знаешь, моя мама тоже так всегда говорит.

Усмехнувшись, широкими шагами зашагал в сторону стоящего у обочины такси. Лиза, пожав плечами, заспешила следом.

31 декабря. Вечер.

— Лизонька, вот эти тарелки неси в гостиную! — мать Воровского протягивает  мне стопку тарелок с золотым орнаментом.

Я смотрю на Воровского – он пожимает плечами и едва заметно кивает. Поправляю расшитые бисером бретели на элегантном черном платье, уложенные локонами волосы. Беру в руки тарелки, жутко опасаясь их разбить.

Воровкий улыбается – «ты красивая». 

— Пэрсик, — причмокивая, довольно ухмыляется проходящий мимо хозяин дома.

Воровский ревниво фыркает - нашелся еще ценитель женской красоты. Но Иракли не обижается. Он уже выпил бутылку своего любимого грузинского вина и успел нарядиться в лучший костюм. Еще бы не нарядиться – в гости к полуночи заявится почти тридцать человек. Друзья, родные. Всем хочется отжигать в доме у Иракли.

У меня голова идет кругом, но надо взять себя в руки.

Воровскому хорошо от того, что мать сменила гнев на милость, я знаю. Он боялся, что она рассердится. Но нет. Ольга позвонила и сказала, что новый год мы будем встречать вместе. Всей семьей. Раз уж я не поехала к своим родителям, то добро пожаловать в дом Миши. Так внезапно я тоже стала частью семьи Воровского. Это было необычно, и сердце замирало от страха сделать что-то не так. В моем предыдущем браке не было родственников мужа. У Олега вообще никого не было. Ни матери, ни отца. Ни братьев, ни сестер. Может, поэтому он вел себя так странно – то вознося меня на пьедестал, то внезапно срываясь на жестокость? Он никогда не говорил о своем детстве. Как будто детства и не было. А я боялась спросить, что такого случилось в его детстве, потому что за неосторожными вопросами могло последовать то, что обычно происходило в случае, если Олег был мной недоволен…

Воспоминания…как же я их ненавижу! И почему сейчас? Когда вокруг сплошной праздник? Елка мерцает огнями, веселая музыка не дает скучать, а старшие внуки Ираклия затеяли дискотеку у огромного телевизора?

Расставляю тарелки на огромном, укрытом праздничной скатертью столе и украдкой посматриваю по сторонам. Гостиная огромна. Камин, зона отдыха с угловым диваном и домашним кинотеатром. Окна в пол, много живых цветов на подставках. Замечаю на полке под телевизором фотографию. На ней запечатлено много людей, и они намного моложе Воровского и его матери нынешних. Там его жена. Там его сын.

Наверное, Ольга не успела убрать фотографию. Или не захотела убирать. Внезапно меня осеняет – страшные воспоминания могут терзать не только меня. Ведь Миша и его мать потеряли сразу двоих. Пусть прошло пять лет, но ведь его мать когда-то ждала в гости на новый год невестку и любимого внука. Как знать, отчего она так зазывала родного сына в Сочи на этот раз? А он привез меня. Тоже внепланово и нежданно. И каково ей видеть меня вместо тех двоих, которые уже давно покинули этот мир?

Черт, вот почему, куда не сделаешь шаг, везде, будто режешь по больному? С его стороны, с моей? Хотели оторваться вдвоем в Сочи, а вместо этого попали в горящий костер воспоминаний, от которых не увернуться?

Втягиваю грудью воздух, пытаясь собраться с духом. Осторожно расставляю тарелки.

Чувствую сзади тепло. Воровский. Притягивает меня к себе за талию и зарывается лицом в мои волосы.

Я улыбаюсь. Прижимаюсь к нему крепче, и внезапно ощущаю, что становится легче. Костер воспоминаний медленно меркнет перед настоящим.

Он помогает мне накрывать на стол. Я благодарна ему за моральную поддержку.

Скоро подходит его мать с новой стопкой тарелок.  Иракли несет коньяк и зеленые оливки на блюдце, шутит насчет праздника и предлагает всем выпить. За знакомство, за новый год.

Мы с Воровским переглядываемся и улыбаемся.

— Мне кажется, ты выбрал прекрасную спутницу, — искрит радостью Иракли. — Ну, Оля, скажи! Они так хорошо смотрятся вместе! Георгий!

Старший внук отвлекается от домашнего кинотеатра, где ищет очередную песню из разряда «Вите надо выйти».

—Что, деда?

— Хватит ерунду включать! Тащи сюда свой супермодный афон, сделай фото! Нас четверых под елкой! Пока не набежали все эти гости…

— Не афон! — возмущенно фыркает юный грузин. — Айфон, деда!

— Да какая разница? Фото, говорю, сделай!

— Сейчас, деда!

Мальчишка ловко перепрыгивает через спинку дивана  и ловит нас четверых в кадр на фоне огромной, мерцающей огнями елки. Щелкает несколько раз, с разных ракурсов.

— Перекинешь Оленьке в сеть, мы потом распечатаем, — продолжает командовать хозяин дома. — Так, а вы что застыли? Быстро стопочки хрустальные в руки берем! Что за дела? Новый год сегодня, или нет?

Мы переглядываемся и подчиняемся. Тосты, один за другим, веселая музыка – и стол постепенно начинает ломиться от угощений. Чего здесь только нет! Блюда – русские, грузинские, выпивка на любой вкус, десерты…

Так много, как в новогоднюю ночь, я еще никогда не танцевала. Как будто, что-то перемкнуло. Грузинские и русские друзья семьи, поздравления и веселый хохот… Танцевать Иракли тащил всех. Сначала силком, а потом, после его домашнего коньяка, нас было не унять. Помню только взрывы новогоднего фейерверка, звонок родителям с поздравлениями, и как Воровский крепко сжимал меня в своих объятиях на фоне улицы и шипящего шампанского, которое вылетало из бутылок вместе с пробками прямо на асфальт ухоженного двора в доме Иракли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍