– Они повсюду! – ревел динамик. – Лезут внутрь!

Вдруг наваждение исчезло столь же внезапно, как и возникло. В туннеле снова взвыли и резко стихли. Локомотив качнулся, будто на него слон запрыгнул. Дверь с грохотом отворилась, загремели тяжелые прихрамывающие шаги. Если бы Арина хоть раз слышала стук лошадиных копыт – именно так бы этот звук и описала.

На запах свежего мясца пришел зверь покрупнее. Глупо было думать, что в подземелье водились одни только рожицы. Хищник почуял кровь и заявил свое право на добычу, а мелюзга разбежалась, как гиены при виде льва. Кроха на четвереньках заползла за панель и свернулась калачиком. Мысли путались, тело наотрез отказывалось слушаться. Лишь дрожало, впитывая грохочущую поступь. Лязгнула заслонка, в рубку ворвался ледяной ветер. Вот и подошло к концу путешествие глупой свинопаски, мечтающей стать сталкером.

– Малая, ты тут?

Она не поверила ушам. Высунулась из укрытия – и правда, Еж! Егор просунул перебитую руку под патронташ, а здоровой держал за шкирку ту самую кляксу из блокнота. Существо напоминало ком слизи с глазами и пастью, из тельца постоянно выстреливали и втягивались мохнатые щупальца. Пленник ворчал сердитым котом и пытался смыться, но бродяга вцепился намертво.

Рядом с ним тварь перестала казаться порождением сатаны. Нахлынувшие чувства выдавили из груди страх, и Арина повисла на шее спасителя.

– Фу, не липни! – он поморщился и попытался отстраниться, но был вынужден сдаться под натиском безудержной благодарности. Пришлось использовать запрещенный прием: – Сейчас эту хрень за шиворот заткну.

Спутница мигом юркнула в укрытие и с любопытством уставилась на неведомую зверушку.

– Что это?

– Шуршун.

– Какой такой шуршун?

– Без понятия. Шуршит – значит, шуршун. Рядом с ними любая электроника пашет. Жаль, водятся только тут, а наверху дохнут.

– Он опасен? Я нашла труп, а еще книжку, и там…

– Забей. В умелых руках ничто не опасно, а в клешнях дурака и расческа – погибель.

Притихшая скотина полетела под крышку аккумуляторной батареи. В салоне вспыхнул свет, мерно загудел движок. Пошаманив с кнопками и рычагами, Еж отсоединил щит и дал задний ход. Махина с черепашьей скоростью поползла по рельсам.

– Зато не пешком, – буркнул сталкер и вышел на палубу.

Прожекторы ярко озаряли туннель. Сотни, если не тысячи мохнатых клякс облепили все вокруг. Попав под лучи, они шарахались во мрак и недовольно шуршали оттуда. Издали чудики походили на черный тополиный пух в бурю. Егор наблюдал за подземными перекати-поле, поставив ногу на перила и поглаживая висящий на бедре дробовик.

– Ты как?

– Живой, и это главное. В правом кармане – свежие портянки. Мотай, Русалочка.

У Арины зачесались скулы.

– Знаешь, что?

– Мм? – она вскинула голову.

– Теперь я в самом деле тебе должен.

– Да ладно… Пустяки. Все бы так поступили на моем месте.

– Ага, – унеслось в темноту. – Безусловно.

Сунув измочаленные ступни в сапоги, Кроха села рядом. Наблюдать за спасающимися шуршунами было довольно забавно. И как только эти тварюшки умудрились напугать рабочих? Во время стройки здесь же всюду горели фонари. Или они бегут вовсе не от света?

– Кстати, а кто эта женщина с винтовкой?

– Ошибка прошлого, – Егор не обернулся, только дернул плечом.

– И много их у тебя?

– Достаточно. Но других таких, как Зебра, увы, нет.

Девушка вздохнула и обняла коленки.

– Грустно все это.

– Ага. Без достойных врагов – сплошная скука.

– Все ты о врагах, да о боях. А я про то, что вы стали бы отличной парой, сложись все иначе. Вы чем-то похожи. Ну… мне так кажется.

Еж захохотал.

– Ну, и балбеска же ты. Сразу видно – у самой никогда пары не было.

– Все ты знаешь!

– Все не все, но тебя читаю, как открытую книгу. Моя типичная фиалочка тепличная. Хотя…

– Хотя что?

– Ничего.

Они замолчали, думая каждый о своем. Но молчать Кроха могла ровно столько же, сколько не дышать.

– Не понимаю, зачем Безымянке эта война?

– Безымянка ни при чем. Нет правых и виноватых, хороших и плохих, добра и зла. Есть только люди и их интересы.

– И почему мы не можем просто спокойно жить? Неужели так сложно не убивать друг друга?

Сталкер хмыкнул.

– Сложно. Потому что выстрел весомее слова. Договоры заключаются и нарушаются, а труп – всегда труп.

– Для кого весомее-то?

– Для типов вроде Псины, Зебры… меня. Да даже для твоего отца.

– Неправда!

– Правда, Микроб, правда. Он тоже воевал и положил немало диких просто потому, что приказали. Думаю, ты одна такая пацифистка на все метро. Впрочем, будь таких побольше, и нам не пришлось бы жить под землей. Но человек – обычный зверь, которому чудится, будто он умнее всех. А по сути – тот же волк или макака. Но те как дрались когтями и зубами, так и дерутся. А мы додумались до ядерной бомбы в перерывах между сочинением опер, призывами к гуманизму и философской болтовней. Ни одна макака не нажмет кнопку, которая махом уничтожит все бананы. И волк не нажмет, хотя бананов отродясь не ел. А кому хватило мозгов? Правильно. Вот и думай, большой ум – благо или все же зло? Ведь и после конца света ничего не изменилось. Бесконечная грызня идет своим чередом и не закончится, пока есть, кому взять автомат. Такова наша природа.

– Нет, – Арина мотнула головой. – Не знаю, чья там «ваша», но точно не моя.

Егор смерил спутницу ехидным взглядом, каким взрослый и все знающий папа смотрит на лепечущее ерунду дитя. Хотел что-то сказать, но не успел – проходчик ткнулся в завал и остановился. Лампы погасли, шуршун с диким воплем вылетел из батареи и растворился в непроглядной тьме.

– Вставай, Махатма. Приехали.

Руины завода представляли собой нагромождение ржавых труб, огромных баков и полуразрушенных цехов. До Войны они стояли в замысловатом, но все же порядке. Днем блестели на солнце, а по ночам утопали в разноцветной подсветке. Теперь же это была огромная свалка, мусорный лабиринт, где сам черт копыто сломит. Но Еж шел уверенно, точно зная дорогу. Металл лязгал на ветру, где-то вдали отлетела балка и загрохотала по куче искореженного хлама.

– Как рука? – спросила Арина, устав от нескончаемого шума и скрежета.

– Как будто ее нет, – равнодушно ответил попутчик.

– Может, вколоть что-нибудь? Или помазать?