Но, проявив милосердие, следопыт обрекла ее на участь, куда более страшную, чем гибель.

– Мое! Мое!

Псина выпрыгнул из подъезда и поковылял к долгожданной добыче. Та вскочила и без оглядки рванула в ржавый лабиринт. Обрез гулко гавкнул, ослабшая на излете дробь разворотила битум. Зебра распласталась на животе и ящерицей отползла за обломок трубы. Там уже сидел Тим, раздраженно шаря по карманам разгрузки.

– Я пуст, – сухо доложил он.

Женщина протянула револьвер. Соратник благодарно кивнул и тихо произнес:

– Все мертвы. Они все… мертвы.

Перестрелка смолкла. С высоты открывался отличный вид на поле боя. Четыре черные фигуры на снегу и огненный смерч внутри вертолета. Зверь напился крови и ожил, воспрял духом. Прежде снайпер видела такую ауру всего один раз – посреди темного перехода в тот роковой день.

– Женя, уходи. Нам его не одолеть.

– Уйти? – она хмыкнула. – Поздно.

– Иные верят в тебя. Ты нужна братьям. Нужна… мне.

Розовый огонек под ребрами вспыхнул ярче. Тихая сомкнула веки и покачала головой.

– Нет. Тварь нельзя упустить. Второго шанса не будет. Или он – или мы.

Юноша размышлял недолго. Словно вышколенный пес, Тим следовал любым, даже убийственным приказам. И причиной тому были вовсе не авторитет вожака или преданность общему делу. Только Зебра знала истину и ненавидела себя за это.

– Хорошо. Я отвлеку его.

Она не успела рта открыть, а боец уже слетел по раскрошенным ступеням. И пошел прямо на Ежа, держа револьвер в вытянутой руке. Женщина сорвала остатки прицела и по старинке глянула в прорезь ласточкиного хвоста. Только высунись, ублюдок. Сбитая рухлядь станет твоей могилой, Алабинский Мясник.

Бродяга выглянул в окошко. Подбросил на ладони последний патрон и сунул в зажатый меж коленей ствол. Так – значит, так. От прошлого можно убежать, но недалеко и ненадолго.

Сталкер вышел из кабины и расплылся в азартной улыбке. Ты или тебя? Боги, да это же лучшая лотерея во вселенной! Свинцовая горошина оставила вмятину на жилете, еще одна звякнула о забрало. Его прижало к борту, противник взвел курок. Грохот утонул в завалах, пронесся над мертвым заводом. Горсть крупной дроби сшибла тихого с ног. Тим захрипел, схватился за разодранную глотку и из последних сил попытался встать. Тело скрутила судорога, холодеющие конечности задрожали. Парнишка будто хотел убежать от морозного дыхания смерти. Дернулся раз, другой и уронил голову на окровавленный асфальт.

Зебра утопила скобу. Боёк тихо щелкнул, не найдя капсюль. Она рванула затвор, спустила крючок – и снова сухой хруст. Чертыхаясь, она захлопала по карманам, сняла рюкзак… И услышала позади тяжелые шаги. Еж надвигался, как айсберг – медленно и неумолимо, – поигрывая топориком на ходу. Повисшая плетью рука болталась под пустым патронташем. Ну, хоть какая-то фора. В сером полуденном свете тускло блеснул клинок. Мясник с Алабинской одарил ее до боли знакомой ухмылкой.

* * *

Лабиринт давил со всех сторон, тянул изломанные клешни, норовил насадить на штырь или сбросить в пролом. Лабиринт звенел, подпевая гремящей вдали битве. Сужался до тесных коридоров и выталкивал на пустыри. Но, как Кроха ни петляла, как быстро ни бежала, ублюдок не отставал. Обезумевшая пародия на человека держала след, как ищейка, и безошибочно находила верный путь.

– Иди сюда! Иди же… Не обижу! Заплатишь за проезд – и разойдемся миром!

Хлам под ногами закачался, девушка кубарем скатилась с кучи. Псина высунул язык и накинулся на добычу, но получил пяткой в глаз.

– Сука! Лучше не беги!

Ага, сейчас. Гонка продолжилась, хотя внутри все горело, а в сапогах хлюпало. Узкий лаз вывел к небольшой площадке. Слева – труба, справа – лестница на шаткую террасу вокруг четырех здоровенных цистерн. Высота – этажей пять, все старое и прогнившее. Любое неосторожное движение, потеря равновесия – и шлепнешься прямо на острые железки, кучами лежащие внизу. Опасно, но труба может кончиться тупиком или завалом, и тогда никто и ничто не спасет от позорной гибели в лапах чудовища.

Перекладины заскрипели, но выдержали. Псина схватил беглянку за лодыжку и снова получил в опухшую рожу. Поднявшись на первый ярус, Арина припустила вдоль покосившихся гигантов, ища, где бы спуститься. Но вторая лестница, как назло, давно обрушилась. Еще одна вела на уровень выше. Оттуда Кроха заметила фигурки в плаще и белом шарфе, танцующие на крыше барака. Присматриваться было некогда, настырная тварь уже гремела ступенями.

– Котик! – проворковал челнок. – Не бойся. Я лишь возьму свое – и все. Договорились?

Девушка попятилась и чуть не споткнулась. Под ногой звякнул отломанный кусок ограды.

– Убирайся! – она замахнулась прутом, но барыга лишь хохотнул.

– Угомонись. Сдрейфила в тот раз, сдрейфишь и сейчас. Слабачка. Трусиха. Бестолочь.

Выплевывая новое обидное слово, Псина шагал вперед. Арина пятилась, забыв, как дышать, но оружие не бросала.

– В Городе полно чертей типа тебя. Бей вас, оскорбляй, издевайся – будете стоять и молча терпеть. Вы такие очкозавры, что боитесь дать сдачи. Боитесь последствий. Думаете, станет еще хуже. И терпите, терпите, терпите… Кинь каку, деточка, и снимай штанишки. Бежать некуда.

Она развернулась и бросилась к мостику поверх крышек цистерн. Ржавая решетка шириной в ступню с тонюсенькими перильцами лежала над коническими верхушками гигантских баков, похожих на кряжистые ракеты. Перекладина шаталась так, словно висела на канатах. Зато вид открывался воистину фантастический. Рожденная под землей впервые поднялась на такую высоту. Все вокруг было как на ладони. Разрушенная Самара, деревни, поля. Вдали, окутанный мистическим туманом, блекло сиял пузырь Могильника.

От увиденного кружилась голова. Колени подкашивались, ветер норовил сдуть, как пушинку.

– Слезай! Быстро!

Псина тряхнул мостик, решетка отчаянно скрипнула и заходила ходуном. Кроха согнула дрожащие колени и вцепилась в ледяной металл. Так и поползла к краю, надеясь, что преследователь не рискнет встать на хлипкую железяку.

Наивная. Еще как встал. Деваться было некуда, кроме как вниз головой. Ловушка захлопнулась, мышке прижало хвостик. Одурманенный скорой победой, гад окончательно слетел с катушек. Он пыхтел, хрипел и пускал слюни, на ходу снимая пояс. Десяток шагов отделял девушку от ужасного, в обоих смыслах, конца.

Арина обреченно вздохнула. В глазах поплыло, руины превратились в скомканный лист закопченной фольги. Обернувшись, насладилась скрюченной рожей, в которой осталось не больше человеческого, чем в ханурике. Перевела взгляд на мусорные кучи под цистернами. Варианта всего три, один другого хуже. Уйти, сопротивляться или перетерпеть позор в надежде на пощаду. Предложи такую задачку Ежу – что он выберет? А отец? А те ребята с Безымянки? Ответ очевиден, но дать его по силам не всякому.