Сейчас-то, конечно, добудь деньжат и езжай ты хоть в Африку, хоть в, прости господи, Гондурас, а в описываемое время Сенкевич и еще несколько людей железной выносливости совершали подвиг, сравнимый, на наш взгляд, с космонавтскими эскападами. Расширяли горизонты, а как же.

Конец лирического отступления.

Посетив загробный мир, чуть не всякий публиковал книжку путевых заметок, расходившуюся тогда многосоттысячными тиражами, а особо отчаянные снимали фильмы, которыми можно было раз в неделю насладиться в передаче «Клуб кинопутешественников» под треп авторов с тем же непотопляемым Сенкевичем. Временами тот треп казался происходящим на незнакомом языке, настолько не было тем словам соответствий в этой юдоли скорби.

Художественные достоинства большинства тех книжек и тех фильмов не были неоспоримы, но я, пожалуй, не сильно совру, предположив, что бесконечно благодарные читатели и зрители не больно-то искали пресловутую художественность, извлекая из букв и картинок прежде всего информацию. Цветные кусочки смальты, с целью построить из них прекрасную мозаику мира, где нам не бывать.

Из документального сюжета продолжительностью в две минуты, освещающего незавидную долю рабочего человека в каком-нибудь дружественном нам (еще одно загадочное словосочетание, сохранившее продолжительную инерцию) Буэнос-Айресе, удавалось выяснить, что рабочий человек живет на чистенькой улочке, в веселом белом домике, увитом розами и осененном пальмами, хлещет из здоровенного стакана диковинной формы ледяной сок (судя по цвету, апельсиновый), а одет и подстрижен, по своей бедности, как будто прямо сейчас собирается на танцульки. Вот и огромадный, что тебе пароход «Володарский», и такой же роскошный шоколадного цвета «олдсмобиль» («форд», «бьюик») для этого не иначе шуршит многосильным мотором. Да-а-а, ни хрена се, думали мы даже без всякой иронии, достается простому портеньо от жизни. У нас небось ни инфляции, ни фига подобного, живи да радуйся. Опять же свободные профсоюзы.

Не побоюсь сказать, что по умению извлекать из увиденного массу дополнительной информации мы были на уровне шпиона среднего уровня подготовленности. Не зря в свое время советские разведчики считались лучшими. Хотя, возможно, только среди нас самих. Ясное дело, ихнего шпиона учить да учить полезное в обыкновенном находить, а нам только покажи чего — и пожалуйста, вот вам целая куча различных выводов.

Художественные фильмы были для познания мира полезней тем, что, во-первых, шли дольше, во-вторых, их можно было смотреть в кинотеатре по многу раз, в неинтересные моменты рассматривая задние планы, эпизодические фигуры, фон и обиход. А в-третьих, в них можно было высмотреть много всякого, что в документальной ленте было б вырезано бдительными карацупами. К примеру, какое пиво, под какой вывеской, в каком милом месте пьют герои, и каков характер и структура мощения парижских тротуаров.

Подозреваю, что моим моложе тридцати читателям эта жадность к деталям покажется мелкой и смешной.

Да, я согласен, ерунда это все, как попробуешь и распробуешь. Подумаешь, «олдсмобиль», или кока-кола, или джинсы, подумаешь, тротуарная плитка и душ на пляже. Подумаешь, междугородный автобус, в котором все сидят. Подумаешь, героиня с телефона-авомата звонит из Парижа (вот же я прицепился к этому Парижу) в Гонконг потрепаться с подружкой. Подумаешь, герои идут в гостиницу заняться любовью. Перед телевизором вполстены, на здоровенной кровати, не предъявив паспортов и командировочных удостоверений. Апофеозом ничего не значащего, малоценного и смешного был момент, когда герой говорит коллеге: сделай мне четырнадцать копий этой статьи, я раздам их в отделе. Коллега кивает и идет копировать эту не помню о чем статью на копировальной машине в коридоре (!) офиса. И никто не бежит за ним заворачивать ласты за нарушение режима. Конечно, все это херня, ничего не стоит, но по нашей бедности было малость в диковинку видеть такое. И по нашей несвободе, бывшей частью обычного порядка вещей.

Да если задуматься, а хрена ли в той Африке? Жара, инфекции, население дикое, ничего не достанешь и сервиса никакого. Прям как у нас самих когда-то в описываемое далекое время.

Я, собственно, разговор затевал-то о кино и его важности в нашей когдатошней жизни. А получилось, как всегда, о жратве. Ну и немножко о свободе. Недостатки воспитания, да. Так и понятно, не в Парижах, чай, воспитывались.

Пролог. Я уж подумывал оборвать свои рассказы по очернению советской действительности под общим заголовком «Сакрализация обыденного». Там, как известно пытливому читателю, речь идет о всяких странных нехватках того времени, которые рождали ненормально повышенное внимание к предмету нехватки, придавая обычному предмету потребления преувеличенное и несвойственное ему изначально значение. О нехватке книжек для чтения я не собирался писать, поскольку тема была широко и исчерпывающе освещена М. Веллером. Верней, писать собирался, но передумал по вышеуказанной причине. И по нескольким еще причинам, которые частично станут понятны далее. Но благодаря настояниям читателей первой редакции этого короткого цикла и собственной неудовлетворенности незавершенностью все-таки берусь за предлагаемую глазу пытливого читателя песнь пахаря о буревестнике.

Эпиграф: Всему хорошему, что есть во мне, я обязан книгам. М. Горький.

Горький знал, о чем говорил. Маститый писатель в СССР был обеспеченным и даже преуспевающим человеком. Тиражи были огромны, раскупалось все, ну почти все, что издавалось. К примеру, книжечка рассказов В. Аксенова «На полпути к Луне», тогда молодого, чуть ли не начинающего писателя, изданная в 1966 году в Москве и купленная мной в букинистическом магазине на Тахане Мерказит в Тель-Авиве, была издана в количестве 100 000 (сто! тыщ!) экземпляров, и это был не предел. Труды классиков марксизма-ленинизма издавались миллионными тиражами, правда, справедливости ради надо сказать, продавались куда хуже. Но речь пойдет не о тиражах, не об издательской и гонорарной политике. Собственно, речь пойдет даже не о литературе. Речь о книгах как дефицитном предмете потребления.

Чтение было одним из широкодоступных, в общем случае непротивозаконных и требующих небольших материальных вложений развлечений. Дешевле, доступней и непротивозаконней были, пожалуй, только домино и бег трусцой. Кроме того, чтение развивало, расширяло горизонт (обожаю это выражение!) и пополняло информацию об окружающем мире за рубежами Великой Родины.

Книжек, издаваемых даже такими пугающими по нынешним временам тиражами, не хватало, но давайте взглянем вместе, чего именно не хватало?

Русская и иностранная классика, детская классическая литература, творения писателей, целиком и полностью преданных режиму, не были такой уж редкостью. Даже просто хорошие писатели, явно не стоящие в оппозиции, вот Аксенов к примеру, тогда еще не опубликовавший свою неоднозначную «Затоваренную бочкотару». Редкостью и показателем крутости было чтиво, жвачка для мозга. Да-да-да, та самая литературная попса и халтура, о засилье коей в издательских планах много и с горечью говорят сегодня. Детективы, фантастика, женские романы, приключения — вот что было ценно в общественных и личных библиотеках.