«Значит, музыка не была ответом,» — сказала я себе.

«Она обещает повиновение,» — произнёс в тот миг почти человеческий голос.

Мне показалось, что голос раздался из восточных окон. Я повернулась в этом направлении и была поражена, увидев свет снаружи — явно исходивший от первого этажа.

Я подошла ближе, чтобы удостовериться в этом, высунулась из окна и, разумеется, увидела, что три эркера бального зала, о котором я уже говорила, ярко светились, как в былые дни великих пиршеств.

«И правда, на этот вечер был назначен приём, Няня мне об этом говорила. Они все, несомненно, собрались внизу и будут петь и танцевать до поздней ночи. Но что же мне тогда делать? Это будет как раз то самое время, когда я должна буду выйти после полуночи и придти ровно в час к большому дубу. Опасность быть замеченной будет велика!»

Странная идея — скорее желание, нежели мысль — овладела мной тогда.

«Я пойду потанцую с ними, — я сказала себе — и в полночь я возьму Мишу с собой.»

От этого решения я почувствовала себя словно наэлектризованной.

«Да, это точно то, что мне нужно сделать… Кроме того, Ему нужны мужчина и женщина… Миша… ведь именно он начал это… дело… И, превыше всего, я должна ничего не решать заранее, позволить себе действовать спокойно и покорно.»

«Она обещает покорность.» — сказал тот же голос, что и раньше.

Уверяю вас, я испугалась, но мысль о том, что Миша будет со мной ночью, ровно в час, придавала мне уверенности.

«Кто говорит со мной?» — спросила я.

И музыка, снова зазвучавшая в тот миг, была мне ответом.

Какое счастье! Ибо она пугала меня меньше, чем таинственный человеческий голос.

Я произнесла следующее:

«…У Него, что средь лесов взывал к тебе,

У Него, что ищет тщетно роз средь стеблей

Того живого и бессмертного растенья,

Тебя желаю я и требую себе.»[52]

«Растения? Какого растения? — удивилась я. — Миша, наверное, поймёт все эти странные обороты лучше меня… и, раз уж я подумала об этом, надо бы записать все эти слова.»

Мои читатели! Я повествую вам об этих событиях ровно так, как они происходили.

Вы можете найти в сказанном мной некоторую несвязность, и, порой, недостаток логической последовательности, но с моей стороны было бы неправильно пытаться удовлетворить ваши литературные вкусы за счёт правдивости.

Моей заботой при написании этой книги была возможность столкнуть вас лицом к лицу с загадкой, которую невозможно постичь сбивчивым разумом, увы, слишком долго бывшим в моде.

Тайна, которую я желаю вам приоткрыть, принадлежит самой жизни, и, следовательно, только через хаотичные по своей природе проявления последней я должна пытаться прорубить для вас проход к Корню Вечного.

Таким образом, сохраняйте терпение и следуйте за мной.

Я вернулась к столу и, на том же куске картона, на котором был запечатлён уже известный вам магический рисунок с формулами, я неразборчивым почерком записала воззвание, произнесённое мной после пробуждения, а также ответ Неведомого, который вы только что прочли.

Сделав это, я на миг задумалась, а затем добавила более крупными буквами: «Я обещаю повиновение, покорность и…?»

В Его речах всегда говорится о трёх вещах. Что ещё я должна пообещать?

Голос, распространившийся по всей моей комнате, ответил: «Храбрость.»

Я вписала и это слово, и в момент написания мной последней буквы по комнате, острыми зигзагами от запада к востоку, пролетел голубоватый свет.

За ним, словно продолжая этот свет, в том же направлении последовал запах серы.

«Итак, свершено, — сказала себе я. — Теперь я могу спуститься вниз.»

Я зажгла особую маленькую свечку, окружённую чем-то вроде защитной решётки на металлической подставке, и вошла с ней в обитую полотном комнату, расположенную в том же коридоре прямо напротив моей спальни.

В этой большой квадратной комнате я распахнула две створки большого шкафа, полного богатых одеяний, и после внимательного рассмотрения выбрала платье из белого шёлка, украшенное вышитыми вручную розовыми и голубыми цветами.

Затем из дубового комода я достала сорочку и нижнюю юбку, сделанные из тонкой русской ткани и украшенные искусными кружевами, белый атласный корсет и пару чистейших чулок.

Я разложила всё это по порядку на расположенном посередине комнаты диване и стала выбирать для себя обувь.

Её в нижней части шкафа был целый ряд: высокие туфли, маленькие начищенные сапожки, котурны, открытые туфли без верха…

Как вы могли ожидать, я выбрала танцевальные туфли, розовые с большими золотистыми пряжками. Я поставила их на пол перед диваном.

«Мне нужны искусственные цветы и немного украшений, — произнесла я про себя, — ведь я хочу быть прекрасной, прекраснее всех.»

Возле шкафа стоял покрытый тонкой серой кожей сундучок, завёрнутый в мешок. Мои инициалы золотыми буквами блестели на его крышке. Я открыла его маленьким ключиком, который достала из тайника внизу мешка, и сделала свой выбор: две красивых чайных розы, окружённые шелковистой бархатной листвой, и маленькая золотая цепочка в русском стиле с большим медальоном, покрытым жемчужинами и мелкими бриллиантами чистейшего блеска. В центре медальона был изображён петух, сделанный из рубинов с наших гор — красный петух Грузии.

«Этого должно быть достаточно, чтобы вскружить Мише голову, — злобно подумала я. — Он должен будет повиноваться мне без каких-либо возражений.»

Я подошла к своему туалетному столику. Прежде всего я поспешно сняла то, что было на мне надето, и, совершенно нагая, сделала свёрток из всех этих печальных одежд. Без особых размышлений я затолкала этот свёрток в нижнюю часть шкафа.

«Всё завершено, — произнесла я вслух громко. — Печаль и покаяние закончены. Теперь я снова