- А что происходило с остальными?

- Они возвращались в племя к вящей славе его. И тогда айоха устраивали большой праздник. Старуха говорила, что эти дети… были особенными. Совсем особенными. Они могли словом и взглядом остановить разъяренного зверя, искупаться в пламени и уцелеть. Подняться в поднебесье на драконьих крыльях…

Томас посмотрел на Уну, а та повела плечами. Ей шло платье, но все равно смотрелось как-то неправильно, что ли. Непривычно?

- Нет, моя Уна рождена не от Эшби. Мы были партнерами и только. Я помогала ему, когда это было нужно, а он мне. И да, дорогая, те милые чудесные женщины из приходского комитета в жизни не приняли бы меня в свой  круг, не знай я маленьких секретов.

Платье слишком строгое.

Жесткое.

И Уна то и дело поводит плечами, будто желая разорвать оковы ткани. Вздыхает. Смиряется. И забывает, чтобы вновь повторить попытку.

- Имена, - Томас отодвинул тарелку, хотя обед был отменным. – Вы напишете имена?

- Кого помню.

- Не переживай, - Уна тоже поднялась и одернула юбку. – Память у нее отменная.

Женщина казалась спящей. Она лежала на подушках, прикрыв глаза, и улыбалась. Восковое бледное лицо с запавшими щеками. Черты обострились. И нос казался слишком уж крупным.

Женщина не дышала.

Она была холодной. Влажноватая кожа ее еще не успела изменить цвет, но на ногтях проступила характерная синева. Впрочем, могло статься, что проступила она еще при жизни.

- Простите, - сиделка держалась в углу. – Я думала, она спит…

Она определенно чувствовала себя виноватой. И чувство это заставило миссис Фильчер изменить объекту своей ненависти.

- Вы ее оставили!

- Неправда, - сиделка прижала к груди полотенце. – Миссис Эшби сегодня были в настроении. И не капризничали. Хорошо покушали. Мы сделали гимнастику, а потом еще и массаж. И она нисколько не возражала. Вы, конечно, можете сказать, что я не понимаю, но я прекрасно вижу, когда пациент не готов работать. Она не возражала. Вчера вот спазм случился.

- Вас никто не винит, - глухо произнес Эшби.

Лука остался внизу.

Вызовет бригаду. Может, конечно, смерть эта вполне естественна, но… Милдред поежилась. В доме ей не нравилось. Вновь появилось ощущение, что этот дом смотрит в нее, в Милдред.

Приглядывается.

Примеряется.

И раздумывает, в какой из комнат ее запереть. В той ли, где распростер крылья белохвостый орлан? Когти его вошли в спину серого зайца, который скукожился, навсегда застыв в агонии. И пусть в стеклянных его глазах не было боли, но сама эта картина внушала отвращение.

А еще в этом доме было много драконов. Они жили на старых гравюрах. И в углах комнат, собирая пыль деревом ли, серебром ли, из которого были сделаны. Они смотрелись в  зеркала, отчего казалось, что на самом деле их куда больше.

- Это ты ее не винишь, а я… моя бедная девочка…

И в  этой комнате были драконы.

Фарфоровый – на подоконнике, а рядом, на столе, и бронзовый, выполненный с невероятной точностью, будто живого зверя облили металлом.

В паре картин.

И в зеркале. Куда без зеркала? Оно отразило и Милдред, с удовольствием подчеркнув нездоровую ее бледность. Взъерошенные волосы. Взгляд растерянный. И похожа она не на себя, нынешнюю, а на ту девочку, которая умерла в пустыне.

Вдох.

Выдох.

- Моя… убирайтесь все! – миссис Фильчер подскочила к сиделке и отвесила ей пощечину. – Из-за тебя… она уходила! Я видела, как она уходит.

- Я… я просто на кухню… поднос отнесла. Зои поела и уснула, а я…

- Да ее час почти не было!

- Я еще кофе выпила. Просто…

- Тварь!

- Хватит, - произнес Ник жестко и, ткнув пальцем в сиделку, велел. - Вы идите к себе. Боюсь, отпустить я вас не могу, пока мне не позволят. Я ведь правильно понял, будет вскрытие?

Милдред кивнула.

- Хорошо.

- Что? – миссис Фильчер подпрыгнула. – Какое вскрытие? Вы мою девочку и после смерти оставить не можете? Мало она в жизни настрадалась?

- Мы должны выяснить обстоятельства, - Милдред не чувствовала горя. Странно. Здесь, вблизи источника, чужие эмоции были явными. Они накатывали, норовя подавить, завладеть ее разумом, и Милдред приходилось строить стены, чтобы отгородиться от страха.

И обиды.

Она, эта женщина, честно работала. Она не ходила в город. Не обсуждала хозяев с ночной сиделкой, которая явно вознамерилась забраться в постель к хозяину. Она терпеливо сносила капризы миссис Фильчер, решившей, будто она в этом доме главная.

И вот теперь…

Она и вправду лишь вынесла поднос. И собиралась вернуться, но ей предложили кофе. Всего-то чашечка в тишине, в уюте. Пациентка ведь спит, а что может случиться за пару минут?

Ничего.

Ник… сложнее, его эмоции – словно эхо, отраженное многими зеркалами. И разобраться в них не выходит, а еще он тоже умеет строить стены, за что Милдред следует быть благодарной.

А вот с миссис Фильчер все непросто. Ее горе столь явно, что выглядит фальшивым. Эти заломленные руки, слишком темная пудра, из-за которой морщины  становятся заметнее. Этот гнев в голосе.

И беспокойство.

- Я запрещаю! – она кричит, и голос ее бьется в оконное стекло. – Слышите, я запрещаю! Я мать…

- А я муж, - Ник Эшби поворачивается спиной. – И я настаиваю, чтобы вскрытие было проведено.

- Ты… ублюдок!

- Покиньте, пожалуйста, комнату.

- Ты с ним спала? – миссис Фильчер хватается за руку Милдред. – Или еще нет? Он убил мою девочку… он… чтобы жениться на своей потаскухе! Все знают, что…

- Хватит, - Ник не стал оборачиваться, но Милдред потеряла способность дышать. А с ней и миссис Фильчер. Она застыла, вцепившись в свое бледное горло. – Возвращайтесь к себе. Если вам что-то не нравится, я вас не задерживаю.

- Я подам в суд! – просипела миссис Фильчер.

- Если вам так будет угодно.

Сиделка давно исчезла, проявив тем самым немалое благоразумие.

- Вы… я вас ненавижу!

- Полагаю, это не помешает вам принять деньги.

Эшби не удержался от кривой улыбки, совершенно неуместной в данных обстоятельствах. Он отступил, позволяя миссис Фильчер пройти. А Милдред… Милдред ощутила ее предвкушение.

Откуда?

И почему?

Ненависть она могла бы понять. Или обиду. Горе. Страх. Но предвкушение? И затаенный восторг. И что-то еще, несомненно темное, не сулящее Эшби ничего хорошего. Милдред попыталась сосредоточиться, распознать эмоцию, но миссис Фильчер исчезла.