Кендальский, как и о том, какими способами Хью намеревался реабилитировать имя и титул.

— Я все знаю. Отчасти я женился на вас поэтому. Для Хью нет ничего важнее репутации. Он все делает правильно.

— Правильно, согласно законам общества.

— Только они имеют значение.

— Да, похоже, что так, но мне любопытно…

— Нам не стоит погружаться в рассуждения на эту тему, Беатрис.

— Но если это неправильно?

— Это не должно вас беспокоить.

— Вы же сами говорили… — Она повернулась и посмотрела на Уильяма, который выглядел невероятно счастливым, находясь наедине с собой, несмотря на множество людей вокруг. — Счастье можно найти и в другом.

— Да. Понимаете, дело не в том, следуете ли вы на самом деле правилам, утвержденным в обществе, главное, чтобы со стороны выглядело так, будто вы это делаете. В Лондоне есть места, где позволительно, в некотором смысле, их нарушать. Там люди на время избавляются от контроля, позволяют себе расслабиться.

— Правда? — В глазах Беатрис мелькнуло любопытство.

— Да, но леди там не бывают.

— Ах, неужели нет?

— Нет, если у них есть мужья, которые несут за них ответственность.

Откровенно говоря, в клубах того типа изредка, но встречались дамы. Преимущественно вдовы. Они искали мужчин для удовлетворения страсти, а иногда и сами исполняли роль продажной женщины. В публичных домах Лондона Бриггс не увидел ничего по-настоящему шокирующего. Возможно, потому, что принял свои особенности, не считал их чем-то вопиюще ужасным.

Впрочем, в юности он не раз задавался вопросом, все ли с ним в порядке. Желанию поцеловать женщину сопутствовало не менее сильное — ударить ее хлыстом. Прошло немало времени, прежде чем в книгах, а позже в борделях он получил подтверждение тому, что он такой не один. Одним из самых ярких воспоминаний была поездка в Париж на каникулы, когда ему было шестнадцать. Тогда он явился в публичный дом, где получил в руки меню. Там были упомянуты такие вещи, о которых он раньше и не слышал.

Он попробовал большую часть. Причин отказать себе у него не было, ведь он человек со средствами и довольно широкими границами дозволенного. Бордели стали для него идеальным местом для изучения скрытой и темной стороны жизни. Одновременно он строго соблюдал принятые обществом законы, ведь иное для юноши его статуса было неприемлемо. Женщины, по его мнению, поступали так же. Вот почему он был уверен, что Серена…

— Дело в том, Беатрис, что эти заведения — места настоящего разврата.

— Того разврата, от которого я должна держаться подальше из-за своего здоровья?

— Не только своего, но и моего. Если ваш брат узнает, что я взял вас…

— В бордель?

А ведь в парижский бордель они наведывались именно с Хью. Бриггса, как и Беатрис, начинало раздражать человеческое двуличие.

— Не надо произносить здесь такие слова. — Он оглянулся на Уильяма — мальчик совсем не обращал на них внимания и даже не думал подслушивать. А вот остальные вполне могут.

— Брат вас убьет, — уверенно и почти весело сказала Беатрис. — Это точно.

— Поверьте, меня совсем не радует перспектива умереть от руки Хью. Будь у меня такое желание, я бы сразу отказался на вас жениться.

— Значит, в обществе существуют правила и половина людей их не соблюдает? Где же здесь логика?

— Полагаю, это то, что отличает нас от животных. — Бриггс нахмурился и огляделся.

— Это и еще корсеты.

— Корсеты? Да, определенно.

— В детстве я так надеялась, что вырасту и выйду замуж — и жизнь моя изменится, исчезнет несправедливость. Надеялась, что отношения между моим мужем и мной будут честными. И еще настанет тот волшебный момент, когда мне откроются наконец все знания. Этого не случится, не так ли? Я обречена и дальше жить… наполовину в мире своих фантазий. Нет, не фантазий, ведь я даже не знаю… — Она подняла на него голубые глаз, полные печали. — Я не знаю, чего хочу. Я еще не вполне осознала, чего хочу на самом деле в отношениях нас двоих. За исключением одного момента. Я о том, что было вечером в саду.

Она развернулась, подошла к Уильяму и присела рядом. Мальчик начал что-то оживленно ей рассказывать.

Бриггс ощутил… бессмысленность своего высокого положения герцога. Статус не поможет ему дать Беатрис то, чего она хочет, как и взять обратно данное Хью обещание.

Об этом лучше не думать. Он старался никогда не сетовать на судьбу. Вселенной нет до этого дела, она лишь постепенно раскрывает перед тобой картину реальности, и надо ее принимать. Или не принимать и умереть. Такой выход нашла его жена.

Можно ли считать Серену его настоящей женой? Пожалуй, нет, ею стала только Беатрис.

И об этом стоит задуматься.

Глава 12

На второй день пребывания в Лондоне Беатрис и Уильям гуляли в Гросвенор-сквере, ограниченном таунхаусами. На третий отправились на чай в одну из кондитерских, хотя брать детей в подобных случаях считалось дурным тоном.

Уильям не продержался долго, стал капризничать, угрожая устроить истерику прямо в общественном месте, и они поспешили удалиться, прихватив тканевый мешочек, полный вкуснейших булочек.

Беатрис и Уильям решили, что съедят их на полу в детской.

Затем она удалилась в спальню, где горничная должна была одеть ее для первого в жизни бала в качестве замужней леди. Она будет танцевать, правда, только с Бриггсом, ведь он ее муж. Ах, как давно она об этом мечтала…

Вся одежда, сшитая по отправленным заранее в Лондон меркам, подошла идеально, во всем, даже в качестве каждого стежка угадывалось уважение к персоне герцога. Сейчас на ней было платье из золотистой воздушной ткани, с вышивкой бусинами по подолу и звездами у декольте. Такими же звездами украсили прическу — волосы убрали наверх, оставив замысловато уложенные локоны обрамлять лицо.

Беатрис чувствовала себя очень красивой. Впервые в жизни.

Похожий восторг она испытывала лишь однажды. Вечером в саду, в объятиях Бриггса, хотя тогда на ней была ночная сорочка, а волосы заплетены в простую косу.

Она никогда не размышляла о собственной внешности и не считала себя красивой. Более того, когда-то ненавидела свое тело за слабость, за то, что подвело ее, не дав возможность жить так, как хотелось бы. Разумеется, она даже не задумывалась, приятно ли смотреть на нее людям. А потом она нашла способ переносить боль, выработала особенное к ней отношение.

Стала уважать и ценить свое тело, ведь оно научилось переносить болезни. Она надеялась на прогресс в перспективе. Кровопускания — процедуры весьма болезненные — воспринимались уже иначе. Однако боль все же не