С испугом переводя взгляд с Кочкина на Кикина, старик ждал, что будет дальше.

– Кхм… – откашлялся Кикин и сделал шаг вперёд. – Здравствуйте, я – старший следователь следственного…

– Сгинь, сгинь! – вдруг жалобно выкрикнул старик и отвернулся, задёргав руками. – Пошто ворожишь!

Кикин оглянулся на врача, и тот беспомощно развёл руками.

– Мы все для него тут черти, – сказал он.

– … иже еси на небеси, да приидет царствие твое… – бормотал старик молитву. Следователь задумался и попробовал сделать ещё одну попытку:

– Извините, мне сказали, что Вы рассказывали что-то про церковь. Можете, пожалуйста, сказать мне, откуда Вы пришли, и действительно ли были вчера в Николаевской церкви?

Немного успокоившийся было старик от слов следователя снова начал биться, как от электрического тока, и причитать какими-то молитвами.

– Твоя одежда, кажется, пугает его, – заметил врач. – К нашим халатам он всё же немного попривык, да и потом, мы здесь все в белом…

– Ладно, попробуем с ним по-другому, – протёр взмокший лоб следователь и, сделав ещё один шаг вперёд, осторожно присел на стул, стоявший у самой кровати. Старик снова умолк, с испугом глядя на Кикина.

Тот наклонился поближе к старику и, отчётливо проговаривая слова, начал медленно зачитывать:

– И рече Бог: да будет свет. И бысть свет. И виде Бог свет, яко добро, и разлучи Бог между светом и между тмою…

– Ты кто еси? – хрипло спросил старик.

– Ээ… – задумался Кикин. Ещё раз пытаться представляться по форме, судя по всему, смысла не имело, поэтому он просто сказал:

– Я Константин… Николаевич, Кикин. Я очень хотел бы узнать: откуда Вы пришли в Сосновку? И были ли Вы рядом с Николаевской церковью?

Старик непонимающе оглядывал следователя.

– Не ведаю, сыну, о чём речеши, – выдохнул наконец он устало и откинулся на кровати.

– Откуда Вы пришли? – не унимался следователь.

Тот, напрягшись, пытался вникнуть в вопрос Кикина.

– Со скиту есьм… там бях… не памятствоваю… опосля зрю: во церквушке аз, домовина некая бысть ошую… – путанно стал говорить старик, и было видно, что он сам не понимает, как и откуда он здесь появился, хоть и пытается вспомнить.

– Может, украинец он или поляк какой-нибудь? – наклонился к следователю Кочкин. – У них язык похожий вроде.

– Да нет, – пробормотал следователь. – Это старославянский… я же в деревне рос, у меня бабка всё время псалтырь читала старинный, оттуда даже и ко мне что-то прицепилось. Видимо, этот дед и правда в каком-то скиту жил, только непонятно, как он вдруг у Сосновки оказался.

– Но…

– Погоди, – прервал друга Кикин и снова наклонился к старику:

– Вы из какого города? Или Вы из села? Из Боровичёва? Или из Новгорода?

Старик снова повернулся к следователю, и его взгляд стал немного осмысленным.

– С Новагорода бежах, – кивнул старик, после чего выдал какую-то длинную тираду, смысл которой следователь совершенно не уловил.

– Так, вот что, – сказал Кикин, махнув рукой, когда старик наконец умолк. – Надо бы переводчика сюда.

– Какого? Мы же не знаем, кто он такой, – возразил врач.

– Да хоть какого. По славянским языкам, в общем, а до этого момента с этим товарищем говорить смысла особого нет.

– Так он всё же связан как-то с церковью, думаешь? – покосился на следователя Кочкин.

– Да кто его разберёт. С другой стороны, про «церквушку» он всё же болтает какую-то, а там как раз Николаевская рядом. В общем, хочешь-не хочешь, а разузнать у него надо, чего он там видел и что вообще в церкви делал. Только где же мы такого специалиста достанем? Попробовать, что ли, на филфак к Новгород позвонить… – задумчиво почесал затылок Кикин.

– О, слушай! – вскинулся врач. – Может, их и правда двое там было, в церкви? Этот дед – какой-нибудь лютый верой схимник или столпник. Зашёл к отцу Андрею по их схимническим делам, а тут, как ты и говорил, вдруг что-то невероятное случилось и их перепугало. Может, молния шаровая из креста полезла, к примеру. Один сразу с испугу помер, а второй вот рассудка лишился и через лес к шоссе сиганул, – довольный своей теорией, посмотрел на приятеля Кочкин.

Старший следователь скептически помотал головой.

– Да нет, тут что-то не то…

Старик в это время лежал с прикрытыми глазами и что-то бормотал, едва шевеля губами.

– Послушайте… – начал Кикин, собираясь с мыслями. Старик приоткрыл глаза.

– Церковь, которая там рядом с дорогой стоит… были Вы в ней? Церковь, понимаете?

– В экклизии, церкви сиречь, бях, – склонил голову старик, что-то припоминая.

– Высокой такой, деревянной, да? – допытывался следователь.

– Древянной, точно, возрядной, небесовысокая быше, – снова согласно кивнул старик и добавил: – Токмо не памятствовах, кде зрях ея…

– Так, так, погоди, – прервал его Кикин. – А что там в церкви-то было? Кто-нибудь кроме Вас там находился? Ну, люди какие-то, может быть, священник?

Секунд десять старик переваривал вопрос следователя, после чего возбуждённо затараторил:

– Бяста, бяста! Сугубы мужей узрях, вскрай ся. Первый кричал есть, сие аз не уразумел, иный же убегах отвернь… – и снова речь старика стала совершенно непонятна.

– Так, значит, был кто-то в церкви, – стал соображать следователь. – А как выглядели они? Ну, вот эти мужи, которых ты узрел? – попытался более доходчиво объяснить Кикин. Старик, по-видимому, понял, о чём его спрашивают, и охотно пояснил:

– Перший мршав бях, высокий, приодеяние аки монаха али инока, двоенной же аки бес бях, поршни да покройница срамные, аки у тебе, и виду сатанинскаго.

– Ты его понимаешь? – спросил Кочкин у приятеля, с интересом слушая их беседу.

– Общую канву, – наклонил вбок голову следователь. – Смысл, по-видимому, такой: было в церкви двое, один – это наш отец Андрей, ещё живой, а второй – кто-то неизвестный, в срамной одежде… То есть, скорее всего, одежда-то нормальная как раз была, так что это не зацепка. А что дальше-то было, друг мой? – обратился вновь к старику Кикин.

– Что опосля творилось во церкви? – попытался помочь Кочкин.

Старик вроде сообразил и продолжил рассказывать:

– Возопил перший и убежал есть, сугубый же кричаше таче… более не памятствоваю… аз таче бежаше отвернь…

– Так… а сначала-то откуда ты бежаше, из Новагорода? Когда? Ты там жил? Почему убежал? – следователь всё пытался примерно хотя бы узнать, где дом этого явно безумного старика.

Тот попытался ответить, хотя по нему было видно, что от такого напряжения он уже сильно устал:

– Тридесять лет ужо… понелико царь град мой истоща…

– Погоди, – оторопел следователь. – Какой ещё царь?

– Царь Иоанн… пред Фёдором котрый бяше…

Старик явно угасал – силы его покидали, дыхание участилось, и к концу фразы он уже бессильно лежал на подушке, приоткрыв