Я сражено набираю в легкие воздух, но тут же его резко выдыхаю, когда он касается пальцами моей шеи чуть ниже уха. По телу идет крупная дрожь, которая, не ускользает от его внимания.

Красивые губы Злобина растягивает ублюдочная улыбка.

— Вот видишь, девочка, ты снова в беде и тебе даже не к кому обратиться за помощью. Ты боишься принять мое покровительство, но правда в том, что тебе от меня никуда не деться. Брыкайся, отрицай, беги — это ничего не изменит. Я теперь часть твоей жизни. Когда надоест сопротивляться, тогда и втянешься. Я не жду, что ты сразу безоговорочно примешь меня.

— Поэтому так напираешь?! — выдаю сквозь зубы с осуждением. И затихаю.

Потому что инстинкты у меня еще не совсем отморожены, а тьма в его светлых глазах неумолимо сгущается. Он смотрит на меня, кажется, целую вечность, прежде чем ответить.

— Нам нужно как-то начинать сближаться. Ты поставила условие. Хочешь проявления чувств, хорошо. Но оно будет на том единственном языке, который уважаю я.

Взгляд Вадима обжигает, откровенно намекая, что плоскость его применения, в общем-то, горизонтальная.

— С любовью это по-прежнему не имеет ничего общего.

— Я в курсе, что ты вкладывала в требование совсем другой смысл. Тебе нужны приятные комплименты, галантные поступки… кленовый лист в подарок, стоя на одном колене, — помедлив, все же делает отсылку к манере брата выражать свои чувства.

— Что в этом плохого? — убито смотрю ему в глаза. Мне интересно понять Вадима, даже если я не готова окончательно себе в этом признаться, а ему оно и вовсе не требуется.

— Я разве сказал, что это плохо? Это самый простой способ показать, что человек тебе дорог. Способ, понимаешь? Но не гарантия, что все так и есть. Спроси у любой жертвы пикапера, видна ли вообще разница? — Он вытаскивает последнюю шпильку и зарывается пальцами мне в волосы. — Люди дают обещания и тут же на них плюют. Ценность имеют только поступки.

Вадим наклоняется, прожигая меня немигающим взглядом. Наши лица совсем близко, от жара горящего камина и тепла его ладони я чувствую внутренний трепет.

— Ты меня не убедил.

Я согласна и несогласна с ним в то же время.

Злобина, судя по всему, такие мелочи вовсе не волнуют.

— Нет, конечно. Я только заявил о своих намерениях. И буду их придерживаться. А как к этому относиться — дело твое.

— Даже не знаю, что на это сказать. Ты будто не хочешь меня услышать.

— Я фильтрую то, что считаю бредом, но я всегда тебя слушаю. У тебя необыкновенный голос, — говорит с легкой досадой, словно сам себе. — Я подсел на него, сам не заметил как.

Сначала я даже думаю, что неправильно его поняла. Он сейчас серьезно сделал мне комплимент? Конечно, в его манере спорный, но…

От этого признания внутри все переворачивается.

Зря Вадим недооценивает влияние слов на женский мозг. Ой зря…

— Не в том смысле, что он как-то звучит по-особому, — продолжает он мысль.

— Ну вот, а я уж было губу раскатала, — прямо встречаю его лихорадочный взгляд.

Вадим, кажется, даже не моргает.

— Меня напрягает, что стоит тебе открыть рот и мои мозги подрывает странного рода химия. Это неприятно признавать, но тебе хорошо удается дирижировать моим настроением.

— Самое время добавить, что после такого признания, тебе придется от меня избавиться.

— Тогда я перестану тебя слышать, — Злобин с замершей усмешкой на губах гладит меня за ухом, не отрывая горящего взгляда от моего лица. — К твоему несчастью, я эгоист.

— Чем еще я тебя вывожу?

— Тем, что ты зажимаешься. Когда ты разозлилась на меня и целовала в твоей спальне, в этом было больше секса, чем в порнофильме. Признай, ты тоже напрочь потеряла голову.

— Я имитировала вообще-то.

— Лукавишь. Ты на секунду сдалась. И это было вкусно. Для нас обоих.

Он прав. А это уже напрягает меня.

— Глупость какая-то, — безуспешно дергаюсь из его рук. — Вадим, мне правда пора.

— Я тебя не отпускал, — в его тон возвращаются приказные нотки.

Стыдно признаться себе, но сейчас эта настойчивость опутывает по рукам и ногам. И я представляю, каково будет просто взять и покориться ему: остро, порочно, почти невыносимо стыдно и так же нестерпимо жарко.

— Что еще ты от меня хочешь?

Вадим отпускает меня и усаживается на пушистый ковер перед камином, продолжая смотреть уже снизу вверх. И все равно этот взгляд продолжает держать меня в подчинении.

— Я перед тобой обнажился. Теперь твоя очередь.

Я кусаю губы, оказавшись в ловушке собственных желаний. Я очень хочу остаться. Очень. Хочу на себе опять его невозможно наглые руки.

— Хорошо, Вадим. Спрашивай.

Он ловит рукой мои пальцы и мягко тянет меня вниз. Его ладонь сразу перебирается мне на колено, прикосновение бьет по поверхности током, и невидимыми иглами забирается под кожу.

— А кто говорил, что мы будем разговаривать?..

Это неописуемые ощущения, когда нельзя, но хочется так сильно, что сердце сводит. Само осознание, что тебя касается враг, делает эмоции острее. Полумрак. Треск огня. Злость. Соперничество. Похоть. Вот такое извращение.

Не знала про себя, что я настолько испорченная. Злюсь на себя, так злюсь! Но мне еле-еле удается сохранять неподвижность и не начать ерзать в предвкушении, когда пальцы Вадима, вздрогнув, сдвинулись выше на сантиметр.

— Что, даже не ударишь меня по рукам? — его потемневший, голодный взгляд затягивает в свою глубину, как в воронку. Мне из этой порочной бездны не спастись, не выбраться.

— А поможет? — заторможено произношу в ответ.

Мужские движения скользят еще чуть выше колена, и у меня перехватывает дыхание.

— Попробуй, — вновь вызов в голосе, и усилившееся давление настойчивых пальцев.

Господи, как я его в этот момент ненавижу!

Потому что хочу. Так хочу, как никогда ничего не хотела.

Вадим не мальчик и начинать издалека не будет. Он прекрасно знает, что делает и зачем. Это чувствуется. Он даже не сомневается, каким будет ответ. Я сама еще до конца не определилась, а он знает. И наслаждается моей растерянностью…

Как отреагировать правильно? Вернее, какое из конфликтующих во мне «правильно» выбрать?

Это Злобин тут больной на голову, а не я. Тогда почему мои колени дергаются от острой, невыносимой просто, истомы внизу живота?

Он склоняет голову набок, бесстыже заглядывая прямо под платье. Меня опять продирает волнами дрожи.