Неспроста, ну неспроста же вдруг появилась эта зудящаятревога. Вот взяло и вошло в него, как заноза в палец, неосознанноебеспокойство. Нет, чему-чему, а чутью надо, братцы, всецело доверять, потомукак не мы с вами его придумали, оно нам досталось от предков, цивилизации неведавших и полагавшихся исключительно на инстинкты, и если б не эти ихинстинкты, то вымерли бы они по примеру динозавров сотни тысяч лет назад, и намс вами не о чем было бы сейчас говорить. Вернее, некому было бы. Так что негоженам глядеть свысока на то, что лежит в наших подкорках, лежит глубоко на дне,под пластами нашего такого развитого разума. Ведь звери мы, господа, все ещезвери, и слава богу, что это так.

Алексей попытался сосредоточиться и осознать, что же егозацепило. А зудит, ой зудит беспокойство...

Он не торопился вновь высовываться, мало ли что. Например,краем глаза он поймал блик оптического прицела, не ухватилэто сознанием, а отснайперской пули его уберегло лишь то, что вовремя убрал голову за ограду...Хотя вроде бы не бликовало ничего. Тогда, что же?

И он вдруг понял. Ну конечно!

Дверь! Он, Алексей Карташ, заходил вчера в здание последним,больше никто из них ДК не покидал. И он плотно закрыл за собой тяжелые двери,расчистив ногой мешавшие навалы песка. Сейчас же на этих горках песка явственнопросматривалось небольшое углубление прямоугольной формы – след отходивший откосяка двери. Такойслед при песчаной поземке, что вовсю метет по городу, можетпродержаться совсем недолгое время. Какие-то минуты. Значит, кто-то только чтовошел и прикрыл за собой дверь…

Хотя, опять же, мало ли кто может шляться. Может быть, вгороде остались жители. Но, как он сам же и сказал давеча Гриневскому, будемжить по вере в худшее. Значит, будем считать, что некто, к кому не стоитвыходить с распростертыми объятьями, проник в ДК. Где сейчас и пребывает.

Карташ выскользнул с балкона в коридор и, стараясь ступатьтише барса, но вместе с тем и не медлить, вернулся в актовый зал.

Гриневский справился с порученным делом – женщины егостараниями проснулись, судя по их сосредоточенным лицам вполне прониклисьситуацией, вроде не собирались паниковать и, главное, были полностьюобуты-одеты-застегнуты, так что можно уходить. Карташ запрыгнул к ним на сцену.

– Похоже, гости в доме. Поэтому быстро исчезаем соткрытых мест, заляжем вроде как в засаде – я тут присмотрел подходящееместечко – и будем оттуда глядеть, любуясь, кто нарушает наше счастье.

– И что потом? – спросила Маша.

– Потом по ситуации.

Карташ отвел их всех недалеко, в глубь сцены. Женщин онопределил за положенный на бок шкаф, на котором вдобавок ко всему стояладюралевая тумба. С этой позиции они смогут в случае чего быстро добежать довторого, закулисного выхода из зала в коридор. Гриневского он оставил, еслисмотреть из зала, с левого края. Таксист залег за стопкой панелей из ДСП, вслучае надобности он прикроет отход женской половины отряда. Себе Карташподобрал место с правого края, возле ступеней, ведущих в зал. Он укрылся занагромождением ломаных кресел. Отсюда он видел вход в актовый зал и принеобходимости мог, соскочив вниз, маневрировать, укрываясь за креслами. Воттакая вышла диспозиция. Оставалось ждать.

– А если никого, сколько будем терпеливодожидаться? – спросил Гриневский.

– Не беги ты впереди паровоза, – поморщилсяКарташ. – Разберемся. Все, тишина в отсеках.

Поворочавшись, затихли. И актовый зал погрузился в тосостояние, к которому привык за последние годы – в состояние спячки. Лишьусиливающийся ветер нарушал сей мертвый штиль своими проказами: раскачивалкакие-то скрипучие деревяшки, катал по коридору, судя по звуку, пластиковуюбутыль. Где-то вдалеке лязгало железо, может быть, в мертвом луна-паркеподталкиваемые порывами ветра крылатые качели начинали свой разбег.

Карташу казалось, что он слышит дыхание людей, с которымиего разделяло несколько метров. А когда кто-либо ворочался, звякал ремнем илишуршал одеждой по полу, казалось, громы грохочут в актовом зале, выдавая засадус головой. Иллюзия, конечно, обманка обостренного до предела слуха – хотьразумом он понимал это, однако нестерпимо хотелось по-командирски цыкнуть, чтобокаменели, чтоб, сжав зубы, превратились в статуи, в саму неподвижность.

Текли минуты, и ничего не происходило. В общем-то, оно ихорошо. Хотя совсем хорошо будет, когда оттикает этак с полчасика, а то и счасик, и никто к ним не забредет на огонек. Вот тогда можно будет...

Ага!

Закрытая дверь актового зала медленно отъехала от косяка. Ив зал скользнул человек.

А ведь не слышно было шагов по коридору, не хрустелкоридорный мусор под подошвами, чего уж там, умел ходить этот ниндзя хренов.Хотя на японца гостюшка дорогой никак не тянул. А тянул он, прав Гриневский, навылитого душмана. Грязно-белого балахонистого вида одеяние, серые шаровары,коричневый матерчатый пояс, небольшая чалма и ботинки штатовского армейскогообразца. Человек застыл, оглядываясь. Он держал у живота старый добрый АКМ-47.Конечно, оружие, прямо скажем, устаревшее, человек при наркоделах мог быобзавестись чем-то посовременней. Однако сей казус вполне объясним: этотавтомат никогда не подводил своего владельца, владелец сроссяс ним как спродолжением рук. Понятно, АКМ пристрелян лучше некуда, и вообще, если за«калашом» следить, то он может прослужить верой и правдой чуть ли не вечность.

От незнакомца прямо-таки разило опасностью. Откуда-то вразпришло понимание, что этот дух ничем другим в своей жизни не занимался кромевойны, что автомат для него все равно что для вас шариковая ручка или наручныечасы, или с чем вы там не расстаетесь целыми днями.

Карташ сознавал, что разглядеть его за грудой ломаных креселс расстояния в двадцать метров под силу разве каким-нибудь орлам да коршунам,но ощущал себя не просто неуютно – погано донельзя он себя ощущал, словно лежалпод бомбежкой. Рефлекторно он еще сильнее вжался в пол. Подумалось вдруг: «Вотсейчас самое время чихнуть или кашлянуть». И конечно, как в таких случаяхобычно и бывает, стоило подумать, и тут же в ноздре защекотало.

Чтобы отвлечь себя от этой ерунды с чихом, Карташ скосилглаза и увидел, как Гриневский аккуратно и медленно вытер ладонь о штаны, потомположил ее на автоматное цевье, потом его рука скользнула к защитной скобе,огладила ее, палец лег на спусковой крючок...

Наверное, то самое звериное чутье, о котором Алексей сегодняуже вспоминал, у людей, занимающихся перевозкой наркоты, обострено, как уматерых волков. Еще бы ему не обостриться, когда постоянно живешь на грани иходишь по краю.

Как только Таксист дотронулся до спускового крючка,продолжавший озираться дух резко вскинул «калашников» и полоснул очередью потому месту, где прятался Петр. Едва начав стрелять, азиат уже падал. Упав,перекатился под защиту кресел и затаился.

Пули вспороли верхние ДСП в стопке, другие прошли поверхплит и покрыли темными отметинами дальнюю стену и потолок, но Гриневского,сразу же вжавшегося в пол, ни одна не задела. Петр, стоило только прекратитьсяобстрелу его укрытия, одной рукой поднял над головой и над плитами автомат ивыдал несколько неприцельных коротких очередей по рядам кресел.