Не было мыслей, чувства покинули меня, и я не сразу понял, что спокойное ожидание не моё, что это не я сижу на скамейке возле барака и смотрю на дорогу. И лёгкое раздражение тоже испытываю не я — Аркаша. Я был им, и в то же время, будто сверху, смотрел на двухэтажные бараки, на замусоренную дорогу меж ними, на пьяную парочку метрах в ста от меня… Точнее, от Аркадия. Он, заметив прохожих, прищурился и подумал, что надо менять очки. Когда рассмотрел, кто идёт, усмехнулся — и опять не почувствовал ничего. В душе его было вязко, темно и пусто… А мысли неслись со сверхзвуковой скоростью, метались в голове, и уследить за ними было трудно… Я выхватывал обрывки образов, но не успевал увидеть картину целиком — как будто попал в центрифугу. Если в Поломошном, когда я так же вот, в трансе, оказывался в прошлом и, проживая с Виталием его жизнь, знал, что он тоже чувствует меня, что я могу ворваться в его разум и как-то повлиять на человека, то сейчас не было ничего похожего, будто прикоснулся к рептилии…

«Ленка, видимо, по дороге ещё выпила, но это к лучшему», — пробормотал Аркадий.

Проститутка хихикала и прижималась к Толику Кращенкову, совсем не страшась, что может нарваться на сожителя. Немного поодаль, шагах в десяти от них шла ещё одна женщина — «девушкой» назвать это тридцатилетнее запитое существо язык не поворачивался. Аркадий снова усмехнулся, в его голове всплыл образ Сани Копылова по кличке Копыто, недавно отмотавшего срок за кражу — дружка проститутки.

Парочка свернула во двор и исчезла в тёмном зёве подъезда.

Аркадий посидел ещё минут пять, подождал, пока вторая женщина — подруга бригадной проститутки — зайдёт в подъезд, не торопясь выкурил сигарету. Потом встал, обошёл дом и, немного постояв в раздумье, присел перед окном в полуподвальное помещение. Сквозь прорехи в тряпках, которые висели на окне вместо занавесок, прекрасно было видно, что происходит внутри. Он посмотрел и успокоился, обругав себя за излишнюю подозрительность — в комнате были Кращенков, Ленка и старая бабка, дальняя родственница Сани Копыта. Открылась дверь, Ленка впустила подругу. Та вошла, поставила на пол пакет, из которого торчали горлышки бутылок, исподлобья оглядела комнату. Копыто и его дружок — Бурый, отсутствовали. «Отлично, — подумал Профессор, — если натравить на Кращенкова Маринкиного сожителя, то вряд ли Толик выживет. Хотя сначала надо будет забрать у него оригинал векселя, он наверняка у него в кармане, в целлофановом пакете, пристёгнутый булавкой»… Он ощутил брезгливость, вспомнив привычку Кращенкова складывать бумаги вчетверо. Встал и направился к следующему дому. Вошёл в подъезд, постоял у обшарпанной двери, из-за которой слышались пьяные крики. Стоит толкнуть дверь — и попадёшь в тесную комнату, полную народа. Мазепа, старый рецидивист, имевший за спиной не одну ходку, содержал игорный притон. Над столом, за которым шла игра, всегда висело облако дыма, из комнаты никогда не выветривались запахи перегара и чего-то неуловимого, кислого, чего-то необозначимого, чего-то, чем пахнет нищета…

Живо представив и помещение, и компанию, собравшуюся внутри, Профессор почувствовал отвращение, развернулся, вышел на улицу. Но, с трудом пересилив себя, вернулся и вошёл в маленькую комнатушку. Он не удивился, увидев среди игроков Саню Копыто. За его спиной маячил неразлучный с ним Бурый — маленький, вёрткий, запитый мужичонка. Копыто был заядлым игроком, и вытащить его из-за карточного стола почти не возможно. Сегодня Саня проигрался в пух и прах, но идти домой, пока, как он выражался, не поймает удачу за хвост, не собирался. Надеялся отыграться.

— О, кто пожаловал, — сказал один из игроков, увидев гостя.

— Привет, пацаны! — поздоровался Аркадий, садясь за стол.

— И как это ты нас вспомнил? — поинтересовался Мазепа — старый сутулый зэк. В его голосе слышались ехидные нотки.

— Да вот, дай, думаю, зайду на огонёк, — ответил Аркаша, нахмурив брови. Что-то распустился Мазепа, забыл, кто его кормит! Аркадий подавил раздражение, решив, что надо будет при случае поставить зарвавшегося хама на место. — Копыто, а ты что здесь делаешь?

— А где мне быть? — Сашка засунул руку в штаны, шумно поскрёб гениталии и нагло ухмыльнулся.

— Да мне-то что? — Аркадий брезгливо сплюнул на загаженный пол и пообещал себе, что, как только закончит это дело, то на пушечный выстрел не подойдёт к подобным типам, не то что говорить с ними станет. Быдло! Отбросы!! Мрази!!! Сделав над собой усилие, придал лицу добродушное выражение. — Просто твоя баба сейчас с каким-то парнем домой зашла, я думал, ты дома, гостей встречаешь. Ну, перекинуться с вами, что ли? Давно в буру не играл, — отметив, как заинтересованно переглянулись Копыто и Бурый, Профессор удовлетворённо улыбнулся.

— А чё за му…к? — спросил Копыто, обрадовавшись, что подвернулся предлог выйти из игры.

Аркадий равнодушно пожал плечами.

— Я, кажется, его в легавке видел, а может, это не он был, хрен знает! Одет не очень, но при бабках, — равнодушно сказал он, про себя отметив, что при слове «легавка» Копылова буквально перекосило.

Копыто положил карты.

— Я пас, — сказал он, вставая.

— Должок-то когда занесёшь, а, Копыто? — поинтересовался хозяин притона и вечный кредитор Копылова старик Мазепа.

— Да, может, завтра, — ответил Копыто и пошёл к двери. Бурый метнулся следом.

Профессор расслабился и с удовольствием проиграл пару тысяч. Зазвонил сотовый, Аркаша поднёс аппарат к уху, выслушал, потом посмотрел на присутствующих.

— Дела зовут! Ладно, мужики, бывайте, пойду, — он бросил карты на стол и встал, с удовольствием потянулся, разминая онемевшие плечи.

Мазепа, довольный выигрышем, прохрипел:

— Ты, Профессор, заходил бы почаще!

— Как дорога сюда будет, так заскочу, — пообещал Аркадий и вышел из комнаты.

Стоял тёплый весенний вечер. Солнце ещё не собиралась закатываться за горизонт, но уже потускнело, приглушило свой ослепительный свет. Аркадий шёл по улице и с трудом сдерживал желание пуститься вприпрыжку. И пустился бы — но… не солидно. Он поправил шляпу, зачем-то потрогал узел галстука и, поймав себя на этом, тихо рассмеялся. На кого тут производить впечатление — нищета кругом. А я был с ним, я чувствовал его высокомерную брезгливость и в то же время смотрел, как этот элегантно одетый мужчина шёл по переулку, презрительно посматривая на бедно одетых прохожих, которые не могли оценить его дорогое пальто. Не могли даже представить, что стоимость его галстука намного выше месячного заработка многих людей, проживающих в этом районе. Во взглядах прохожих ему виделась зависть, тихое раздражение, а иногда и нескрываемая злоба. Аркадию это даже нравилось, пускай злобное, но всё-таки внимание.

«Всё складывалось как нельзя удачнее», — думал он. И ведь если