Вот только недавно ходил по земле, придавленный изменой жены, крушением жизни, и ноги таскал, как будто к ним были гири привязаны, а сейчас почти летает, и все трудности ему нипочем.

— Да ты, брат, влюбился, — чуть слышно пробормотал Лавров себе под нос, и, словно испугавшись, выключил лампу, погрузив будку во тьму. — Да-да, скажи себе правду. Ты влюбился, хотя был уверен, что с тобой этого никогда уже не случится. Поэтому и весна бьет тебе в голову, и птицы поют, и солнце светит, и аромат лилий преследует тебя повсюду.

Тяжело вздохнув, словно признавая собственное несовершенство, он снова щелкнул кнопкой и в неровном желтом свете посмотрел в мутное, изъеденное временем зеркало с помутневшей амальгамой. Из зеркала на него смотрел высокий, чуть оплывший мужик с отросшими лохмами. Соль с перцем, как называла его поседевшую шевелюру мама. Что-то незнакомое почудилось ему в собственном отражении, и, чуть прищурившись, он понял, что именно. Растерянность во взгляде, к которой он привык за последнее время, куда-то исчезла. В зеркале отражался прежний Лавров — решительный, сосредоточенный, со стальным блеском в ясных глазах, из которых куда-то сгинула прочь мутная поволока. Нет, ему определенно шло быть влюбленным.

Перестав мучить выключатель лампы, Лавров придвинул стопку бумаги, достал огрызок карандаша, одиноко болтавшийся в стаканчике на столе, с сомнением оглядел его со всех сторон, вытащил из кармана складной швейцарский ножик, подаренный мамой на какой-то из дней рождения, еще в той, прошлой жизни, подточил карандаш и вывел на бумаге цифру один.

Он может попытаться вернуться к нормальной жизни. Может и должен. И он обязательно попробует, вот только шанс у него всего один — проявить себя в расследовании, вычислить убийцу, доказать Ваньке Бунину, Димке Воронову, всем друзьям и уж тем более врагам, а главное — ей, Лилии Ветлицкой, что он чего-то стоит.

Итак, основной версией следствия стало желание убийцы замаскировать одно совершенное им с конкретной целью преступление другими. Как сказала Лилия Ветлицкая, «спрятать лист в лесу». И все силы следственной группы были брошены на то, чтобы вычислить ту самую «настоящую жертву», изучить круг ее общения, найти человека, заинтересованного в ее устранении. Всего-то и дел… Лавров вздохнул.

Ребята из Ванькиного отдела провели титаническую работу по установлению возможных причин для убийства каждой из жертв. Итак, Вера. Как ни крути, а ее мог хотеть убить только сам Лавров, а главным поводом могла стать ревность и обида. Сергей был не в претензии, что сразу после убийства попал в подозреваемые. Он бы и сам, будучи опером, подумал бы именно на себя. К счастью, по остальным убийствам у него было железное алиби.

Пышнотелая красавица Ольга Разумовская, мечтавшая о короне конкурса красоты, оказалась девушкой крайне амбициозной. К успеху она шла по головам конкуренток, Лавров и сам это видел, когда на конкурсе она добивалась от тележурналиста, чтобы он снимал ее, только ее и никого другого. В повседневной жизни, как выяснилось, она руководствовалась теми же самыми принципами. Перед самым Новым годом Разумовская обставила по карьерной лестнице свою давнюю подругу.

Они обе работали в юридическом агентстве, которое специализировалось на отмазывании молодых людей от армии. Подруга некоторое время назад внедрила новую систему работы, после чего количество заключенных договоров резко пошло вверх. Директор ее работой остался весьма доволен и несколько раз намекнул, что способная девушка в скором времени станет начальником отдела. Предыдущий начальник собирался на пенсию, и вопрос, казалось, был уже почти решен. Однако незадолго до Нового года подруга подхватила пневмонию и ушла на больничный, выйдя с которого с изумлением обнаружила, что отделом командует Ольга Разумовская.

— Кто первый встал, того и тапки, — сообщила она ошарашенной сопернице. — Отделом командовать здоровье нужно, а ты хилая такая, чуть что, сразу чихаешь.

Подруга подобного вероломства не ожидала, в сердцах наговорила много лишнего, в том числе сформулировала начальнику, что именно она о нем думает, а потому тридцатого декабря оказалась вообще без работы, с трудовой книжкой в руках. Все усилия по строительству карьеры пошли прахом, все нововведения, над которыми она сидела ночами, придумывая и создавая свою уникальную систему, теперь использовались без нее, а все лавры достались пышнотелой наглой выскочке, предавшей их дружбу.

Как с изумлением обнаружила оставшаяся на бобах девушка, Разумовской даже не было стыдно.

— Хочешь жить, умей вертеться, — философствовала она, пока зареванная подруга истерически скидывала в коробки свое немудреное барахло. — Жизнь такая, что нужно выгрызать успех, любой ценой идти к нему, понимаешь? Ты не удержалась, разжала руки, я подхватила то, что упало. Так что ничего личного. Не обессудь, подруга.

— Не подруга ты мне, — взвизгнула соперница. — И если ты так поступаешь с людьми, то не удивляйся, что рано или поздно кто-то так же поступит с тобой. Все тебе отольется, слышишь? И мои слезы, и то, что я без работы осталась. Чтоб ты сдохла, мерзавка. А я еще на твоей могиле спляшу, поняла?

Их разговор, в котором явственно звучала угроза, слышали сразу несколько человек, и, хотя незадачливая подруга теперь уверяла, что находилась в состоянии аффекта и убивать Разумовскую точно не собиралась, слов из ее песни было все — таки не выкинуть.

Вспоминая все детали, которые удалось узнать, Лавров машинально рисовал на бумаге только ему одному понятные круги, квадратики, треугольники и стрелочки. Он всегда так делал, когда работал по делу, так ему лучше думалось. Коллеги, теперь уже бывшие, всегда посмеивались над этой его привычкой, называя Штирлицем, но он не обращал на насмешки ни малейшего внимания. Привычка держать под рукой бумагу и карандаш ушла вместе с Верой, работой и жизнью, а теперь вернулась.

Он нарисовал причудливую цифру три и обвел ее жирным кружком. Ирина Колпина, директриса детского дома-интерната. Любопытно, что Лилия Ветлицкая привечает мальчонку, живущего именно там. Тьфу ты, черт. Мысли опять съехали на Лилю, и Лавров усилием воли приказал им вернуться обратно.

Итак, Ирина Колпина. Премерзкое существо, ненавидящее детей. Как выяснилось, детский дом она возглавила после крупного скандала на предыдущей работе. До недавнего времени Ирина Тимофеевна руководила благотворительным фондом. Существовал он в основном на пожертвования одного из крупнейших в их области заводов, однако и взносами частных благотворителей не брезговал. Фонд оплачивал дорогостоящее лечение за границей, покупал квартиры матерям с маленькими детьми, сбежавшим от мужей — извергов, помогал с усыновлением детей, покупал инвалидные коляски, в общем — делал тысячу благородных дел. Ирина Колпина красовалась в телевизоре, давая интервью, в кадре вытирала детям щечки, измазанные шоколадом, придумала провести танцевальное шоу для детей-колясочников, а потом в одночасье была поймана за руку на финансовых махинациях.

Репутация фонда значила гораздо больше, чем преступление и наказание какой-то там Ирины Тимофеевны, поэтому дела заводить не стали, недостачу прикрыли, в Колпину спровадили в тихое и непыльное место — руководить домом-интернатом. Лавров хотел бы просто посмотреть в глаза человеку, в голову которого пришла такая мысль, а еще лучше, по-тихому эти самые глаза выдавить, потому что тот факт, что Ирину Тимофеевну нельзя на пушечный выстрел подпускать к детям, тем более и так обездоленным жизнью, было видно даже слепому.