Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его руки успокаивающе гладят мою спину. Губы постоянно касаются виска. Внезапно ощущаю столь неуместное сейчас желание. Рукой провожу по шее Мансура и трогаю грудь через тобу.
Муж за волосы оттягивает мою голову назад и пристально смотрит в глаза. Мы понимаем друг друга без слов, и его губы властно накрывают мой рот. Поцелуй требовательный и жадный сопровождается нетерпеливым подергиванием моей абайи вверх. Подол ускользает из-под моих ягодиц и ладони Мансура добираются до голого тела.
Руки болезненно сминают кожу. Сильно кажется, что останутся синяки.
Пальцы тянутся вниз. Через ткань поглаживаю эрекцию. Сжимаю тихонько у самого основания. Мансур болезненно стонет и отстраняет мою ладонь. Тянет тобу вверх, обнажая свою твердь.
Муж подхватывает меня за талию, приподнимает и разводит бедра в сторону. Нанизывает на себя и резко вонзается снизу до упора.
Стонем друг другу в губы и движемся в унисон. За окном бушует стихия, но мы видим только друг друга. Я обхватываю ладонями красивое лицо. Целую снова и снова. Повинуюсь взаимному безумию. Руки Мансура задают ритм, подкидывая мои бедра.
Решительные толчки направляют меня к вратам внеконфессионального рая. В следующий момент я выгибаюсь в сильных руках и падаю на рельефную грудь, содрогаясь. Мансур в несколько движений догоняет меня.
Моя голова на его плече. Эйфория медленно отступает. Поднимаю лицо, нахожу глаза и, набрав воздуха в легкие, задаю вопрос:
— Сколько у тебя жен?
Мы зависаем в вечности. Глаза в глаза. Я еще надеюсь, что все себе придумала. Пока не следует выстрел в грудь:
— Вместе с тобой три.
Медленно сползаю с его коленей. Сажусь в свое кресло и отворачиваю голову. Можно истерить и требовать ответа, почему он меня обманул. Но какой в этом смысл. Это ничего не изменит.
— Я хочу развод, — резко произношу в боковое стекло.
— Нет, Латифа, — следует отрывистое рычание, — ты не получишь развод. Ты привыкнешь к положению вещей. Смиришь свою ревность и гордыню. Ты будешь хорошей женой, и у тебя будет все.
— Ты их любишь? — тихо спрашиваю, сглатывая удушающий комок в горле.
— Тебя не касаются мои отношения с другими женами. Можем обсудить наши. Я буду приходить к тебе каждую третью ночь. Буду любить тебя и доставлять удовольствие. У нас будут дети и настоящая семья.
— А еще у тебя семьи с двумя другими женщинами? — голова кружится от сюрреализма происходящего.
— Да. И как я уже сказал, другие мои семьи тебя не касаются. У тебя свой дом, ты в нем хозяйка. У тебя куча свободного времени, чтобы заниматься только собой. Но каждый третий день ты будешь целиком и полностью принадлежать мне.
— И как ты это себе представляешь? Ты будешь спать с другими женщинами, а потом приходить ко мне? — произношу слова вслух и не верю, что этот абсурд может быть моей жизнью.
— И в чем проблема, Латифа? — вкрадчиво спрашивает Мансур.
— Не строй из себя идиота. Ты убил нашу любовь, — сдавленно сообщаю я.
— Любовь приходит и уходит, Латифа. Это ненадежная основа для брака. Исламские браки строятся на уважении. Ты должна меня уважать, как своего мужа. Этого будет достаточно.
— Как я могу тебя уважать? Я не собираюсь делить своего мужчину с кем-либо еще! — незаметно смахиваю слезу и сажусь прямо.
— Мужчина не принадлежит женщине, Латифа. Мужчина принадлежит Аллаху. Ты не имеешь никаких прав на меня. Это ты моя собственность. Я несу за тебя ответственность. Ты должна уважать меня только за то, что я мужчина. А я еще и твой муж. Бог создал Хаву из ребра Адама, чтобы тому не было скучно. Главное назначение женщины — ублажать мужчину. Знай свое место и заканчивай истерику.
— Ты переплюнул средневековых схоластов, Мансур. В дискуссии человек ли женщина или сосуд зла мусульманские мужчины не сказали своего веского слова. Вы, несомненно, спелись бы с христианскими богословами. Я не понимаю одно, за что мне это все? Если я тебе не безразлична, отпусти меня, Мансур!
Поворачиваюсь и ловлю его взгляд. Мужчина хладнокровно выдерживает мою немую мольбу и твердо повторяет:
— Нет! Забудь об этом. Лучше подумай о своих детях. Твои сыновья ни в чем не будут нуждаться и получат лучшее образование в мире.
— А дочери будут проданы как скот кому-нибудь в третьи жены?
— Нет. Я тебе обещаю, ты сама выберешь мужей своим дочерям.
— Спасибо! — выплевываю с сарказмом. — Кстати, сколько у тебя детей?
— Пятеро.
— Зашибись!
Закрываю глаза и тру переносицу. Осознаю новую реальность. Я сижу в автомобиле посреди песков рядом с чужим человеком. Одна в чуждой стране с варварскими обычаями. Кондиционер не работает, и в машине становится душно.
Мне душно. Не могу дышать. Задыхаюсь.
— Спокойно, девочка моя! — Мансур рывком тянет меня на колени. Открывает бутылочку и заливает мне в рот воду. Захлебываюсь. Кашляю. Становится легче.
— У тебя все хорошо, Латифа! Тебе просто надо привыкнуть. Я буду любить тебя и холить. Хранить как драгоценную вазу. Поверь мне, моя луна, у тебя будет все!
Мансур лихорадочно целует мое лицо. Отстраняю его ладонью и снова пересаживаюсь на свое кресло. Душно и тошно. Я не могу находиться здесь. Лучше уйти в бурю. Может, все быстро закончится. Пробую открыть дверь, но ручка не работает.
Мужчина наклоняется ко мне, пытаюсь его отпихнуть. Что-то нажимает, и мое кресло опускается вниз.
— Попробуй поспать, Латифа! Неизвестно, сколько это продлится.
Закрываю глаза. Защитные функции организма повинуются приказу Мансура, и я проваливаюсь в тревожный сон.
Глава 34. Пустыня
Просыпаюсь от натужного рева мотора. Машина дергается в отчаянных судорогах, но не может освободиться из плена песка. Небо прояснилось и солнце шпарит. В салоне прохладно, работает кондиционер.
Поворачиваю голову и сквозь сонную дымку смотрю на напряженный профиль Мансура. Целеустремленный взгляд, сжатые губы. Самый близкий и такой чужой. Как я могла не почувствовать обмана? Мне часто казалось, что мы одно целое. И даже не возникало мысли, что он делит свое сердце между разными женщинами. Я слепая и наивная. Или просто дура.
Ясно только одно, мне противопоказано сладкое. От чужих тортов несварение желудка и немного подташнивает.
И что теперь? Как жить дальше? Господи, все вокруг были правы.