— Ты тогда не выдал меня, — сказала она. — Ждешь от меня благодарности?

Артем отрицательно качнул головой и промолчал.

— Правильно, — сказала Инга. — Ты не мне делал одолжение. Ты свою Лилечку покрывал.

На этот раз Артем вообще не шелохнулся. Даже глазом не моргнул.

— Думаешь, я не догадываюсь, что у вас роман? — продолжала старшая медсестра, выделив последнее слово презрительной усмешкой. — Ждете не дождетесь, когда я уйду, чтобы броситься друг другу в объятия?

Что можно было ответить на это? Что возразить? Артем ничего не ответил и не возразил.

— И на здоровье, — сказала Инга, придав улыбке сладкое выражение. — Мне не жалко. Она мне надоела.

Это было произнесено с намеком на наличие неких особых отношений, существовавших между двумя женщинами. Артему намек не понравился. Тем более что он распознал в тоне Инги те нотки, которые делали ее слова не только правдоподобными, а честными.

— Уже уходишь? — спросил он. — Тебе пора. Ты меня отвлекаешь от работы.

— Учись совмещать работу с другими делами, Артем. Полезное с приятным и наоборот. У тебя есть опытная наставница. Тебе есть, чему у нее поучиться.

Он встал, подошел к двери и распахнул ее, сделав недвусмысленный жест:

— На выход. Нам не о чем говорить.

— Конечно, — легко согласилась Инга. — Зато теперь тебе будет, что обсудить с Лилей. Поинтересуйся у нее, сколько раз она побывала в моей постели. Горячая штучка, между прочим. Заводится с пол-оборота. Ты уже успел оценить? Или у вас пока ознакомительный период? Поцелуи, жаркие объятия и сдержанные ласки. Кстати, с поцелуями я бы на твоем месте не слишком усердствовала.

После этих слов Инга издевательски расхохоталась, прошмыгнула мимо Артема и, очутившись снаружи, захлопнула за собой дверь толчком каблука. Он громыхнул засовом и остался стоять на месте, сжимая и разжимая кулаки. Это не могло быть поклепом. Инга не стала бы размениваться на дешевую ложь, которую легко проверить. Артем понял, что если прямо сейчас, немедленно не поговорит с Лилей и не посмотрит ей в глаза, то просто лопнет от ревности и негодования.

Поднявшись наверх, он бесшумно приблизился к столу в центре коридора. Лиля, сидевшая в круге света от настольной лампы, вздрогнула от неожиданности.

— Ты? Зачем было красться, Артем? Ты меня напугал. Почему у тебя такое лицо?

— С Ингой поболтали, — ответил он, наблюдая за ее реакцией.

Взгляд Лили отобразил стремительную смену эмоций: шок, растерянность, чувство вины, готовность защищаться.

И наконец — гнев, тот самый праведный гнев, который обычно тем сильнее, чем справедливее выдвинутое обвинение.

— О чем же вы болтали, интересно знать? — спросила она с вызовом.

— О тебе, — сказал Артем. — Это правда?

Она не стала выяснять, о чем идет речь. Это было слишком очевидно.

— Да, — сказала она.

— Зачем же тогда ты мне морочила голову? Зачем прикидывалась овечкой?

— Никем я не прикидывалась!

— Я тебе поверил, — произнес он с упреком. — Думал, у нас с тобой любовь. А ты, выходит, терлась с этой стервой!

— Это было до тебя, Артем, — тихо произнесла Лиля. — Я перед тобой ни в чем не провинилась. Она не оставила мне другого выхода. Если бы я… если бы мы… Короче, такое было ее условие. А мне позарез нужна была работа. Мне некуда было деваться, Артем. Я же тебе рассказывала про конфликт с родителями.

— Завтра тебе понадобится еще что-нибудь, — сказал он. — И ты тоже захочешь получить это через постель. Знаешь, как это называется? Знаешь, кто ты после этого?

— И кто же?

Артем ответил — коротко и хлестко. Лиля вцепилась побелевшими пальцами в стол, как будто боясь упасть.

— Убирайся, — процедила она. — Забудь меня, раз ты такой правильный. Я имею право спать с кем хочу и когда хочу, понял? Тебя это вообще не касается!

— С этого надо было и начинать, — произнес он, отстраненно прислушиваясь к своему голосу, который ему определенно не нравился, как и то, что он говорил. — Честно признаться в своих наклонностях. Я бы тогда даже в сторону твою не глянул. Дрянь! Какая же ты дрянь!

Лиля уставилась в стол, за который держалась. Постепенно ее пальцы расслабились, а ноздри перестали гневно раздуваться.

Она посмотрела на Артема спокойно и даже вроде как с насмешкой.

Он услышал ее холодный, безразличный голос:

— Уйди, пожалуйста. Ты мне неприятен.

— Конечно, — сказал он, глупо ухмыляясь. — Я ведь мужчина, а ты у нас по женщинам специалистка.

Ее глаза поскучнели.

— Никакой ты не мужчина, — сказала она, качая головой. — Мужчины себя так не ведут. Уходи. Не хочу тебя больше видеть. Никогда.

Он подчинился, и она уронила голову на стол, чтобы расплакаться. Не получилось. Слишком сильным было потрясение, чтобы пройти вместе со слезами. Лиля подозревала, что однажды грязная правда всплывет, но в то же время в душе теплилась искорка надежды: обойдется, обойдется, обойдется!

Не обошлось.

Не пронесло.

Артем узнал правду. Больше он даже не посмотрит в Лилину сторону. Разве что по необходимости. Но при этом не будет видеть ее в упор.

Она так и не заплакала. Слезами горю не поможешь. Насильно мил не будешь. Что упало, то пропало. Много разных поговорок понапридумано на такие случаи жизни. Все они справедливы и совершенно бесполезны. Не утешают и ничего не меняют к лучшему.

Лиля просидела за столом час или полтора, пока не поняла, что если немедленно не избавится от мыслей, бродящих в голове, то к утру сама может стать пациенткой психиатрической клиники доктора Морта. Это напомнило ей про Горюнова, поджидающего ее в палате. Сейчас его откровения мало волновали Лилю, но беседа с ним была единственным способом отвлечься.

Она встала и пошла на деревянных ногах по коридору. Взялась за ручку и отворила дверь. Выполнение привычных, несложных движений успокаивало. «Кто мне Артем Дергач, и кто я ему?» — спросила себя Лиля и вошла в палату.

— Я вас заждался, — сказал Горюнов. — Думал, вы уже не придете.

— Я пришла, — сказала она.

— У вас несчастный вид. Что-то случилось?

— В том-то и дело, что ничего не произошло. И уже не произойдет. Так что я в вашем распоряжении. — Последняя фраза прозвучала как-то слишком двусмысленно, и Лиля поспешила добавить: — Рассказывайте. Я вас слушаю.

Горюнов встал с кровати, чтобы придвинуть стул, предназначенный для нее. При электрическом свете он выглядел еще более болезненным, чем днем. Кожа под его глазами была набрякшей и морщинистой, как у глубокого старика.

— Вы разбираетесь в медицине? — спросил он, прежде чем начать.