провел Марию за их столик, прямо возле панорамного окна, с прекрасным видом на парк, сквозь густую зелень которого блестела водная гладь прудов. Маша была приятно удивлена Сашиной инициативе и, повесив свою маленькую сумочку персикового цвета на спинку стула, села боком к окну. Она вздохнула, с улыбкой на лице, закончив долго любоваться на пейзаж и обратилась к Александру:

— Саша, мне очень приятно, что ты меня пригласил в это замечательное место, здесь довольно мило.

Маша улыбнулась, и в этот момент выглянуло солнце, озарив ее лицо золотым светом. Ее волосы, которые слегка вылезали из общего пучка, стали светиться, слегка покачиваясь в воздухе каждый раз, когда она делала малейшее движение. Кончики ее черных густых ресниц сверкали изнутри, а ее глаза были как озера с дном неописанной красоты, в которых отражалось небо. Она повернулась в Сашину сторону и ее лицо приобрело вопросительный взгляд. В тот самый момент Лаврентьев понял, что не может ее упустить, что Дивидов прав: она должна принадлежать ему и только. «Все зависит от меня самого, от того, что я ей скажу» — подумал Саня, сжимая пальцы левой руки. Он решил, что сейчас самый подходящий момент, тот миг, когда засветило солнце в этот хмурый серый день. Он вдохнул полной грудью и начал:

— Маша, я пригласил тебя не просто так — сказал он и посмотрел на собеседницу.

Мария склонила голову на правый бок и ее глаза заблестели любопытством. Саша сглотнул и сжал пальцы еще крепче, так, что они хрустнули. Но не подавая вида, что он волнуется, продолжил: «Я все не могу забыть тот день, когда мы познакомились. Тот танец был для меня самым ярким событием в жизни, после которого она резко изменилась. Я не знаю, как это описать, но я попробую. Понимаешь, твоя улыбка… Она прекрасна, как и ты. Ее одной достаточно, чтобы поднять мне настроение и сделать счастливым на весь оставшийся день. Когда я смотрю на тебя, душа поет, вспоминая все те счастливые моменты, проведенные с тобой».

Сашу немного трясло от волнения, но взяв волю в кулак, он продолжил:

— У меня плохо получается говорить, особенно формулировать фразы, но да ладно, продолжу: знаешь, ты в миллиард раз лучше меня, посмотри, где я, а где ты — прекрасная богиня, покоряющая красотой Землю. Я ни на что не рассчитываю, но все же говорю это тебе, потому что считаю своим священным долгом сказать тебе об этом. Мне радостно от одного твоего присутствия, от твоего приветствия мое сердце поет…

Саша взглянул Марии в глаза и увидел, как она улыбалась, глядя прямо на него в упор. Сердце Лаврентьева сжалось до боли, а по спине пробежали мурашки. Он понял, что отводить взгляд нельзя, как бы ему самому этого ни хотелось, это было бы неуважением к Маше. Он продолжил, не отрывая взгляда:

— С того момента прошло немало времени, спустя много наших встреч, я понял, что не могу без тебя. Мне не дает покоя мысль о том, что у меня есть слова, которые я тебе еще не сказал.

Он остановился. Глаза Маши стали мокрыми и их уголки ярко блестели на солнце. Он понял, что на верном пути. Страх держал Сашу, но отчаянный порыв любящего сердца не остановит никакая сила, никакой страх. Это был тот самый момент, тот миг, когда отступать нельзя, все или ничего. Дивидов говорил именно об этом, раскрыть душу, без преград излить Маше все свои чувства. Саша прерывисто вдохнул, но рот не открывался, не хватало смелости завершить начатое. Пот проступил на его лице, и казалось все потеряно, мысли путались в голове, все было безнадежно. Вдруг Саня уловил нежный настойчивый женский говор сквозь свои мысли. «Сделай это» — услышал Саша голос своей покойной матери, отчего сердце заколотилось еще сильнее. Он не слышал этого голоса с пяти лет, пытался вспомнить его миллион раз, и именно сейчас, откуда-то из глубины души он поднял нечто ценное, о чем нельзя забывать. «Мама, спасибо» — непроизвольно подумал он и вновь вдохнув полной грудью: «Маша, я люблю тебя и хотел бы связать с тобой свою жизнь» — с дрожью в голосе сказал Лаврентьев и, заметив, как глупо прозвучала интонация его высказывания, сжал до боли в пальцах кулаки.

Маша улыбалась, хотя слезы лились из глаз. Саша смотрел на нее с надеждой и страхом, ожидая какой угодно ответ, он был готов к худшему раскладу. Но все его сомнения рассеялись, когда Саня увидел в ее улыбке нечто большее, чем радость, невольно его дух воспрял и он был готов вскочить и танцевать от счастья. Она потянулась дрожащей рукой за салфетками, плотно утрамбованными в треугольной салфетнице, и у нее не получилось достать одну, из-за чего она вытянула сразу несколько. Мария усмехнулась, тому, как салфетки рассыпались по столу, и стала вытирать слезы.

— Я тоже, Саша. Я тоже люблю тебя — навзрыд говорила она — но не знала, как тебе об этом сказать…

Саша, выдержав паузу, после ее слов, сказал ей:

— Маша, у тебя макияж потек.

Она испуганно посмотрела на него, а Лаврентьев широко улыбнулся, не имея возможности сдержать радость.

— Я отойду на минутку — сказала Маша, вставая из-за стола, пытаясь стереть салфеткой вертикальные полосы туши.

— Не беспокойся, у нас весь вечер впереди — ответил Саша и тихонько засмеялся. Его смех был искренним, как смех ребенка, радующегося каждому мгновению жизни. Он еще никогда не был так счастлив как сейчас: свершилось то, о чем он мечтал долгое время.

Маша еще шире улыбнулась и быстрыми шагами направилась свободному официанту, у которого спросила местонахождение уборной. Этот же официант подошел к Лаврентьеву и спросил, готов ли он заказывать. «Самого дорогого шампанского на двоих» крикнул Саша, чуть ли не смеясь.

Он смотрел в окно и наслаждался видом. Он не мог поверить своему счастью, не мог поверить, что он наконец смог сказать это Маше. «Победа» — думал Саня. «Прошло больше полугода с того самого момента, как мы встретились первый раз, и я все-таки смог это сделать. Спасибо, Вася, что подтолкнул меня на верную дорогу. Теперь я самый счастливый человек на свете!»

Вдруг раздался оглушительный треск автоматной очереди и звон гильз, падающих на