встречались после занятий дома у Димы, пока его родители работали. Собственно, вели обычную студенческую жизнь, когда живешь одним днем и особо ничего не планируешь. Хотя, в августе мы собирались рвануть в Анапу (еще весной купили билеты и забронировали номер в отеле на десять дней). Я получала деньги за репетиторство, а Димка подрабатывал в обувном магазине отца.

– Полтора месяца в квартире твоей сестры… – эхом повторила я.

– Да. Великое везение, между прочим. Или ты не хочешь?

На этот вопрос не существовало четкого ответа. Одна часть души мгновенно наполнилась радостным волнением, а другая – поперхнулась, закашляла и попросила перезвонить ей ближе к декабрю.

– Хочу, – ответила я, не оставляя себе шанса на побег.

Лицо Димки озарилось счастьем, позабыв про вскипевший чайник, он быстро пересел ко мне, обнял, поцеловал и произнес с явным облегчением:

– Знаешь, как было страшно тебе предлагать? Ты же и отказаться могла.

Да, могла… Улыбнувшись, я положила голову на плечо Димки и с иронией сказала:

– Эх, надо было тебя хоть чуть-чуть помучить, а то взяла и сразу согласилась.

– Ты не представляешь, как я рад.

Дрожащие сомнения медленно, но верно начали сдавать позиции. Глупо встречаться на два-три часа в квартире Димы и его родителей, когда есть возможность жить самостоятельно. Мне девятнадцать лет, ему – двадцать. Люди взрослые.

Но я все же не была готова к подобным переменам. Пусть и временным. Это ж я покину свою комнату (о, моя старая добрая кровать!), перестану заходить в привычные магазины, начну нервничать по утрам от вопроса: а как я выгляжу?.. Да много разных причин для торопливого «нет» закружилось в голове. Однако мне хотелось узнать и прочувствовать, какого это: жить вдвоем, учитывать привычки друг друга, встречать Димку с работы, придумывать общие развлечения на вечер, терпеть недостатки или попросту не замечать их.

«Полтора месяца совместной жизни… И даже меньше, если учесть поездку в Анапу».

Однако больше всего меня сдерживали мысли о бабушке. Она настороженно относилась к Диме, и я никогда не оставляла ее одну на столь длительный срок. Конечно, я буду к ней приезжать. И, конечно, я когда-нибудь выйду замуж, и тогда вообще все изменится, но… Это слишком неожиданно для бабушки, а значит, и моя душа не будет спокойной. Одно дело – поездка, отпуск, и совсем другое – отдельная жизнь с мужчиной.

– Когда ты скажешь Марии Петровне?

Нельзя трусить и скрывать правду, я должна найти нужные слова и все объяснить.

– Сегодня, – ответила я. – Вечером.

Глава 12

Довольно быстро я приняла мудрое решение – не увозить много вещей. Только самое необходимое. Лучше приезжать через день-два и брать то одну футболку, то другую, то джинсы, то шорты… Так у бабушки не появится болезненного ощущения, что я съезжаю далеко и надолго. Да и видеться мы будем часто.

– Подумай хорошенько еще раз. Хочешь обижайся, хочешь нет, а только Дмитрий – не твой человек.

– Вот я и узнаю об этом, быт все расставит по своим местам. Прошу, не волнуйся, полтора месяца пролетят незаметно…

– Да, ты вернешься, и будешь ему не нужна. Современные мужчины слишком непостоянны.

Бабушка отвернулась, стараясь скрыть набежавшие слезы, а я подошла и обняла ее, чтобы успокоить. Какой же маленькой она стала, будто мы поменялись местами: я – взрослая, а она – ребенок. «Моя милая, самая лучшая, не волнуйся, прошу, умоляю… Ну что поделать, если я выросла. Но ты никогда не должна сомневаться, я всегда буду рядом».

– Моя милая, самая лучшая, не волнуйся, прошу…

– Во вторник я собираюсь печь пирожки с капустой, – произнесла бабушка строго и добавила более миролюбиво: – Учти, я не собираюсь их есть одна.

– Обещаю приехать и съесть сто штук, – выпалила я, понимая, что получила пусть и вынужденное, но все же благословение.

Димка появился ровно в три и мужественно промолчал, когда увидел мою небольшую сумку. Безусловно, он собирался тащить к машине увесистый чемодан, но я осталась верна выбранной стратегии и тактике.

Вручив бабушке бисквитный торт с ягодами, пообещав хранить меня как зеницу ока, Дима широко улыбнулся. За неделю его радость не ослабла, я чувствовала ее и надеялась, что ближайшие полтора месяца станут не только особенными, но и замечательными.

* * *

Петербург. Далекое прошлое…

Желтый зал Соня любила особенно. Пусть и небольшой, но очень уютный, и здесь проходили уроки пения, русского, французского, математики… И когда-то на столе около окна стояла клетка с Хвостиком. Он щебетал, чутко выслушивал длинные и короткие рассказы о горестях-радостях и всегда прыгал на ветку поближе.

– Где ты теперь? – прошептала Соня, улыбаясь с грустью. Хотелось верить, что самый лучший на свете оранжевый кенар попал в хорошие руки или научился жить самостоятельно, прячась в холодное время года под крепкие крыши теплых домов.

Николай Степанович тогда сказал: «Значит, такова его судьба». А Оля внимательно смотрела на Соню и жадно впитывала ее болезненную реакцию. Будто в эту минуту она все же обрела безграничную власть над той, которую так и не получилось сломить.

«У Абакумовых я живу пять лет. Хвостик улетел два года назад… Как же быстро летит время…»

Соня хорошо запомнила тот день и час, когда Николай Степанович пригласил ее в свой кабинет, усадил на стул с мягкой спинкой и, прохаживаясь по зеленой ковровой дорожке, произнес:

– Месяц прошел, и ты должна вернуться в магазин. Однако я предлагаю тебе остаться еще на… – Он помедлил и добавил небрежно, будто слова не много значили: – На неопределенный срок. Я уже поговорил с твоей хозяйкой – Бертой, и она вовсе не против. – Николай Степанович приблизился к письменному столу, сел в кресло и продолжил, неотрывно глядя на Соню: – я буду рад, если и ты дашь согласие. Лучше решить этот вопрос прямо сейчас, ты стала доброй подругой Оле, и, поверь, я это ценю. – Николай Степанович кивнул, подчеркивая сказанное. – Но хочу предупредить, твой статус изменится. Мы должны думать не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем. Я рассмотрел детали и, в случае твоего положительного ответа, обязательно озвучу их.

В этот момент Соня почувствовала себя пушинкой, подхваченной ветром.

Нужна ли она Берте, или теперь ее место занято Аглаей, дочерью булошника?

Хвостик – единственное родное существо. Уйти, значит, опять с ним расстаться.

Нет, она не стала подругой Оле (Николай Степанович сильно заблуждается), и, несмотря на богатство и красоту, здесь невозможно чувствовать себя беззаботно… А, впрочем, разве она когда-нибудь где-нибудь чувствовала себя так?

– Я согласна, – ответила Соня.

Жизнь действительно изменилась, чему очень обрадовалась Оля.