чемодан и стала спускаться по лестнице. Воображение рисовало тарелку с тонкой серебряной полоской по краю и треугольный кусок торта, чуть обсыпанный сахарной пудрой. И даже послышался шум закипающего чайника… Но на миг в глазах потемнело, точно вдруг выключили солнце, а потом сразу включили, нога подвернулась, я потеряла равновесие, качнулась вправо и влево, отпустила чемодан, и он с грохотом полетел вниз. А я кубарем отправилась за ним следом.

Замелькали кроссовки, ботинки и туфли спешащих по своим делам людей, а еще замелькали ступеньки… Я падала, ловя боль, получая жесткие удары и в плечо, и по локтям, и по ребрам, и по бедрам. Вспыхнул страх, но скорость падения стерла его, оставив только дрожь и желание спастись…

Не знаю, сколько прошло секунд. Я лежала неподвижно, прижав руки к груди, вдыхая все тот же ароматный воздух: кофе, булочки… Обострился слух, мне предлагали помощь, обещали немедленно вызвать скорую…

– Спасибо, – прошептала я, отвечая всем сразу, инстинктивно чувствуя, что врач обязательно понадобится, и чем раньше, тем лучше.

Странно, боль притупилась, она стала тягучей и топкой, будто густая карамель. И не получалось определить, откуда она тянется, где ее начало.

– Не торопись, может, лучше тебе полежать, пока врач не приедет? – донесся заботливый женский голос. – Чемодан здесь, не волнуйся.

Но я не могла бездействовать. Сначала поднявшись на локоть, а затем медленно сев, я сразу посмотрела на ноги. И теперь я знала, где живут густая боль и огромная проблема… Правая нога ниже колена опухла и напрашивался только один диагноз: у меня стопроцентный закрытый перелом.

«Лучше бы я надела брюки, а не платье с колготками, – пролетела лихорадочная мысль. – Я бы тогда не увидела этого кошмара».

Часть 2

В сущности, если разобраться, так ли уж нужны эти зеркала?

Чтобы узнать, красивы ли мы, достаточно закрыть глаза и спросить об этом свою душу и сердце.

Джанни Родари

«Зеркальное отражение»

Глава 11

Когда мне исполнилось пятнадцать, у отца появился сын, и с тех пор мы не виделись. Маргарита позвонила бабушке и довольно холодно попросила больше не беспокоить их семью, потому что «у Андрея Андреевича теперь есть ребенок, которым он всегда сможет гордиться». Она с удовольствием сообщила, что «Илюша родился с весом три килограмма пятьсот граммов, и он – копия отца, и, безусловно, такой же умный». Два часа я пребывала в задумчивости, но огорчение и боль так и не коснулись души: если нет родственных чувств, то откуда же возьмется тягостное ощущение потери?

– Очень жаль, что у Маргариты родилась не тройня, – сказала бабушка, вытирая руки кухонным полотенцем, – тогда твой отец непременно бы испытал на своей шкуре вторую молодость… Кстати, деньги многоуважаемый Андрей Андреевич пообещал переводить строго до твоего восемнадцатилетия. В уменьшенном размере. Наверное, он полагает, что Господь засчитает ему великую щедрость, но я в этом сильно сомневаюсь. На небе свои законы, и они несколько отличаются от законов Российской Федерации.

Конечно, бабушка переживала за меня. Однажды я дала себе слово, что буду заботиться о ней всегда, даже когда она начнет мне это запрещать (а она непременно начнет).

Я уже давно задумывалась о деньгах. Вопрос, где их раздобыть, временами лишал покоя и сна. Особенно если учесть, что бабушка категорично настаивала на том, чтобы после школы я поступила в институт. И обязательно на дневное отделение. «Успеешь еще наработаться, поживи чуток для себя, протянем как-нибудь».

Мне и самой хотелось студенческой жизни, и поэтому я мечтала отыскать решение наших финансовых проблем. И оно довольно просто и быстро появилось.

В четырнадцать лет я по нелепости сломала ногу. Полтора месяца ушло на основное лечение, и, неожиданно для себя, я увлеклась английским. Валяясь на кровати с гипсом, я случайно наткнулась в интернете на бесплатный видеокурс, и от скуки прослушала сначала первую часть, потом вторую, третью… А затем уж перешла к практическим занятиям.

Перелом подарил хромоту и большой прорыв в грамматике. Правда, хромота со временем прошла, вернее, по мнению врача, она стала психологической. Стоило разнервничаться, как правая нога тяжелела, и я превращалась в раненую уточку.

Десятый класс я выбрала с углубленным изучением иностранных языков – лингвистический. Новые слова запоминались уже без проблем, а к зиме наконец-то я перестала волноваться из-за произношения – разговорный барьер был преодолен.

Душу давно притягивал государственный педагогический университет, и будущая профессия с возможностью раннего заработка вдруг стали ясны и понятны: учитель английского плюс репетиторство.

Благодаря знакомствам бабушки, в семнадцать лет я уже могла похвастаться двумя учениками: смышлеными мальчишками-третьеклассниками из соседнего дома. А потом меня стали рекомендовать, и дело пошло веселее. На втором курсе университета, я даже отказывала желающим, попросту не хватало времени.

Но моя жизнь не была безоблачной, и за последние пять лет случилось столько отрицательного, что бабушка всерьез забеспокоилась. Пожалуй, лишь этот год получилось бы назвать более-менее спокойным, но я боялась, что судьба просто дает мне передышку перед новым, особенно сильным ударом.

– Тебя сглазили или порчу навели, – сказала бабушка, в очередной раз навещая меня в больнице. – Уверена, так и есть, не спорь.

Когда я училась в восьмом классе, в актовом зале обрушились декорации. Три дня меня приводили в чувство, а потом две недели я ждала, вернется ко мне речь или нет. И врачи к тому же предрекали проблемы с позвоночником. На шее, чуть выше спины, остался довольно приличный шрам. Я прячу его под распущенными волосами и не люблю, если спрашивают: «Где это тебя так угораздило?»

Сильное воспаление легких подкосило меня настолько, что бабушка молилась сутками и просила не забирать у нее единственную внучку. Я помню темноту, свет, слабость, обрывки фраз и лицо юной девушки. Она внимательно смотрела на меня и казалась растерянной. Большие серо-голубые глаза, волосы цвета густой карамели лежат волнами на плечах… Я пыталась потом узнать, кто это, но бабушка и врач в один голос твердили, что незнакомка – последствия тяжелого состояния бреда, или уже ангел…

В десятом классе на меня набросилась собака. Мысленно я никогда не возвращаюсь к тому ужасу, я вычеркнула его из памяти. Или память сама, проявляя милосердие, стерла этот день… Шрамов на теле прибавилось.

Я пережила серьезное отравление, за которым последовали пять месяцев супов-пюре. Вареный кабачок, взбитый в блендере – отдельное испытание, далеко не каждый его выдержит.

Были и другие истории, и, наверное, если бы не оптимизм (а бороться с ним бесполезно), я бы ничего не добилась и зачахла в депрессиях.