Дело было связано со стареющей Анной де Божё. Несмотря на всех девочек знатного происхождения, для которых она была наставницей и заменой матери, сама Анна родила только одного живого ребенка, дочь Сюзанну (адресата ее книги «Наставления дочери»). Она умерла в конце апреля 1521 года. Ее супруг Шарль, великий герцог де Бурбон, остался бездетным вдовцом. Сюзанна была его родственницей, а также женой; ее права на наследство Бурбонов объединялись с правами супруга. Однако теперь встал вопрос, какие земли Бурбонов герцог и его дети от возможного второго брака по-прежнему смогут унаследовать, поскольку Шарль де Бурбон принадлежал к младшей ветви дома Бурбонов, а Сюзанна являлась последней представительницей старшей. В создавшихся условиях право Карла можно было ставить под сомнение, поскольку и Луиза Савойская, и Франциск I тоже имели кровь Бурбонов через мать Луизы, к тому же король мог разумно заявить, что условия, на которых земли были пожалованы, предусматривают, что они будут возвращены короне в случае пресечения мужской линии рода.

Возможно, пытаясь разрубить этот гордиев узел, Луиза Савойская предприняла экстраординарный шаг. Несмотря на то что Луиза всегда отчаянно выступала против нового замужества, она отправила Бурбону посланника с предложением вступить в брак. В этом случае, поскольку она уже прошла детородный возраст, земли в итоге вернулись бы короне сына.

Предложение зафиксировано только в XVII веке, в продолжении хроники, изначально написанной секретарем Бурбона, соответственно нельзя быть уверенными в том, что Бурбон действительно назвал ее «худшей женщиной в нашем королевстве, ужасом всех народов». Он не женился бы на ней даже «за весь христианский мир», добавил Бурбон. Луиза, узнав об этом, поклялась, что эти слова дорого ему обойдутся. Король Генрих в Англии интерпретировал историю на свой лад, рассказывая о ней послу Карла V: «Возникла ссора между королем Франциском и тем Бурбоном, потому что он отказался жениться на Мадам Регентше, которая его очень любит». Более вероятно, что Шарль Бурбон был недоволен, чувствуя себя лишенным надлежащего положения в королевстве.

Беда дома наступила одновременно с бедствием за границей, в продолжающейся Итальянской войне. Шесть лет назад битва при Мариньяно обеспечила Франции контроль над Миланом, но в ноябре 1521 года французы снова потеряли город. Вдобавок денег совсем не осталось (об этом сообщал один современник, Жан дю Белле): когда побежденный генерал, ответственный за потерю Милана, пришел объясниться к королю, он яростно утверждал, что проблема состояла в отсутствии денег – он просто не смог заплатить наемникам, и те ушли. Франциск взревел, что посылал деньги на жалованье. Однако казначей Самблансе ответил, что приготовил деньги к отправке, но их забрала Луиза Савойская на оплату долга. Гроза миновала, но уже после сцены столкновения сына с матерью, не имевшей аналогов в истории.

В Нидерландах, напротив, Маргарита Австрийская была готова заложить даже свои драгоценности, чтобы профинансировать племянника, когда весной 1522 года он снова собирался на испанские территории. Там развивалось «Восстание комунерос»: кастильские мятежники поднялись против Карла, человека, в котором они видели иностранца. Кастильцы хотели снова сделать действующей главой государства его лишенную свободы мать Хуану, формально являвшуюся соправительницей сына. Участие в политических делах племянника в начале 1520-х годов и преданность Маргариты не остались без награды: Карл сообщил Генеральным штатам, что во время его отсутствия ими будет управлять его тетя, «которая долгое время своими достойными восхищения незабываемыми делами и большим опытом показывала, что прекрасно знает, как достойно действовать в управлении и контроле». Карл также урегулировал вопрос с правами Маргариты на поместья своего отца Максимилиана: она уступила их в обмен на 250 000 фунтов с выплатой десятью ежегодными взносами[38].

Задача Маргариты окажется нелегкой. В Нидерландах накопились проблемы – финансовые, структурные и религиозные, – что докажут последующие годы. Тем не менее как женщина, стремящаяся к продвижению своей семьи и желающая власти, она взлетела высоко. Если существовала конкуренция между матерью французского короля и тетей габсбургского правителя, то Маргарита Австрийская и Габсбурги, похоже, снова одержали победу.

Правда, была одна загвоздка. Габсбургам, даже раньше, чем французской монархии, пришлось столкнуться с неожиданной угрозой, далеко идущие последствия которой определят все столетие, хотя тогда они вряд ли это осознавали. В 1520 году в ответ Мартину Лютеру, сомневавшемуся во власти папы римского, была выпущена папская булла, или эдикт, объявивший его еретиком. Лютер публично сжег эту буллу вместе с томами церковного права, однако само отлучение его от церкви сподвигло Мартина Лютера развернуть свои мысли в более революционном направлении.

Лютер двигался к идее оправдания только верой. Он заявил, что спасение души человека лежит исключительно в вере, а не в добрых делах, которые может делать человек – главный догмат реформатской веры. В то же время отрицание Лютером папской власти, навязываемой из далекой Италии, уже начинали интерпретировать как политическое недовольство.

В марте 1521 года Карл V предложил Лютеру официaльное выступление в рейхстаге Вормса, города на Рейне. Однако это выступление привело не к согласию, а к легализации положения оппозиции. «На том стою и не могу иначе», – якобы сказал Лютер, а Карл, в свою очередь, объявил: «Мои предки… передали священные католические обряды, чтобы я жил и умер, соблюдая их… Поэтому я решил поставить на службу этому делу все мои владения, моих друзей, мое тело и мою кровь…»

Маргарита Австрийская сама принадлежала к знатным дамам, критично настроенным к «бесчисленным злоупотреблениям» католической церкви и попыткам папы осуществлять светскую власть на ее территориях. Она дружила с гуманистами и умеренными реформаторами, приняла ко двору Эразма Роттердамского. Нидерланды, бывшая Бургундия, являлись домом для devotio moderna (движения «Новое благочестие»), более духовного образца религии, особенно привлекавшего аристократок, к которому присоединилась крестная мать Маргариты Маргарита Йоркская.

Тем не менее после приезда в Антверпен папского посла осенью 1520 года Маргарита увидела, что таких людей, как Эразм Роттердамский (и некоторых ее советников), публично критикуют в проповедях; увидела, как сжигают книги. Папскую буллу против Лютера впервые опубликовали в Нидерландах. В 1523 году Маргарита издала указы, по которым в итоге сожгли двух реформатских монахов-августинцев, а их монастырь сровняли с землей. Мартин Лютер был монахом августинского ордена, и монастырь посчитали центром распространения его идей.

«Еретические идеи Мартина Лютера, – как написала Маргарита настоятелю монастыря Бру, – большой грех для нашей священной матери-церкви». Кажется, что ее главным приоритетом было и будет оставаться решительное подавление дискуссий. Однако относительно скоро станет очевидно, что Лютер открыл ящик Пандоры, да и он сам будет шокирован некоторыми убеждениями и новыми вероучениями, которые появятся.

Во Франции Маргарита Наваррская давно интересовалась реформой (не Реформацией) католической церкви. Ее мать Луиза Савойская разделяла этот интерес, как