и Анна Бретонская и ее дочери, королева Клод и Рене, а брат Маргариты Франциск на тот момент интересовался всем, что позволяло ему идти на шаг впереди папства. (Папа Лев уже встал на сторону Карла, а в 1522 году ему на смену придет папа Адриан, тот самый прелат, что был наставником Карла V.) Лютеранство никогда не преобладало, но на короткое время в начале 1520-х годов направление ума Маргариты станет целью всей «троицы»: преобразование церкви изнутри, увеличение ее внимания к Библии, к подготовке священников и уменьшение значимости обрядов и заучивания молитв.

Однако с началом 1520-х годов для Маргариты наступило время личного кризиса. С момента восшествия на престол ее брата ей пришлось совмещать крупные церемонии придворной жизни с более личными и духовными делами. После визита короля с королевой к ней домой в 1517 году Маргарита получила в дар богатое герцогство Берри, которое не только сделало ее финансово независимой от мужа, но и (что совершенно необычно для родственника короля женского, а не мужского пола) предоставило ей статус prince capétien (принца капетинга) и право участвовать в заседаниях королевского совета. Формулировки пространного документа о пожаловании ясно свидетельствовали, что эта территория отводится под собственное управление Маргариты, за исключением только вассальной зависимости от Франции. В документе нигде ни разу не упоминается супруг Маргариты.

Во время ответного визита на помолвку маленького дофина с дочерью Генриха VIII Марией в конце 1518 года Маргарита сидела рядом с Франциском во внутреннем дворе Бастилии на помосте, покрытом золотой парчой и затененном цветами и зеленью. Навес синей ткани с разбросанными по ней звездами, подвешенный на золотых шарах, превращал внутренний двор в покрытый крышей зал, а Луиза Савойская и королева Клод сидели на одной из галерей. Когда появился король с мужской группой масок в вышитых золотом мантиях из белого атласа, дамы разнесли конфеты.

Весной 1519 года Маргарита приняла роль крестной матери при крещении ребенка, который окажется важным мальчиком: второго сына ее брата – короля Франциска, названного Генрихом. Держал ребенка перед Маргаритой, представляя своего господина, в честь которого назвали мальчика, новый английский посол во Франции Томас Болейн. Его дочь Анна будет присутствовать на празднествах в честь помолвки (пусть незамеченная или, по крайней мере, не отмеченная в документах). Однако когда Маргарита начала реформировать местный женский монастырь в Альменешезе, добившись от папы назначения новой настоятельницы по ее выбору, она проследила, чтобы на монастырских землях построили небольшое помещение и для нее самой.

В начале правления брата Маргарита посетила Лион с королевской свитой. Именно там, в весьма реформатском Лионе, в соборе Иоанна Крестителя, происходят события 72-й новеллы ее «Гептамерона». По сюжету герцогиня Алансон («которая впоследствии станет королевой Наварры», как случилось и с самой Маргаритой) слышит рыдания прихожанки: беременной монахини, совращенной монахом. В новелле герцогиня обещает взяться за дело монахини и провести реформы, очень напоминающие те, что осуществила Маргарита в реальной жизни.

Возможно, что осенью 1519 года Бонниве совершил еще одну сексуальную атаку на Маргариту, хотя предположения опять практически полностью строятся на литературе. Той осенью Франциск в сопровождении матери, сестры и группы вельмож, в число которых входили супруг Маргариты и Бонниве, отправился в неспешную поездку в направлении Коньяка. Они останавливались в новом строительном проекте короля замке Шамбор, в Шательро и в январе 1520 года в новом творении Бонниве в итальянском стиле Новиль-о-Буа. Король со свитой уехали всего через четыре дня, а Бонниве оставили.

В четвертой новелле «Гептамерона» героиня лежит в постели, по-видимому, раздетая, когда «без всяких церемоний он прыгнул в кровать рядом с ней». Ее первой мыслью было обвинить своего обидчика и потребовать, чтобы брат приказал отрубить ему голову. Однако фрейлина героини (которую сеньор Брантом в своей работе идентифицирует как мадам де Шатийон, бывшую воспитательницу Маргариты) предупреждает, что все скажут, будто «этот бедный господин… не мог пойти на такое, если бы его не поощряли. Все будут говорить, что вы тоже виноваты». Мадам советует героине впредь быть осторожнее, поскольку «многих женщин, которые вели более строгую жизнь, чем вы, оскорбили мужчины, менее достойные любви, чем он».

Похоже, что примерно в этот период своей жизни Маргарита Наваррская получила какую-то эмоциональную травму. В начале лета 1521 года она написала необычное письмо, первое из многих, Гийому Брисонне, реформатскому епископу Мо. Этот человек боролся со средневековыми предрассудками, при этом тяготел к мистицизму, как и Маргарита. (Город Мо станет центром для группы прогрессивного духовенства. Некоторые из них были связаны с Маргаритой, и все в конце концов подверглись нападкам католической церкви, от которой, однако, на том этапе они и не думали откалываться.) «Я должна заниматься многочисленными вопросами, которые меня пугают, и поэтому прошу вас взяться за мое дело и оказать мне духовную поддержку», – писала Маргарита.

Некоторые вещи в ее письме соответствуют новым догматам религии: «Зная, что есть только одна необходимость, я обращаюсь к вам с мольбой дотянуться до него [Бога] через молитву». Другие имеют более личный характер: во втором письме к Брисонне она пишет, что чувствует себя «очень одинокой… Пожалейте меня… Умоляю вас навещать меня по крайней мере письменно и разжигать в моем сердце любовь к Богу». Ее неоднократные настояния, что она «недостойная», «бесполезная», «хуже мертвой», необходимо рассматривать в контексте реформистского богословия, которое считало людей недостойными без благодати Божьей. Тем не менее сложно не заметить в ее письмах нечто большее, когда Маргарита просит Брисонне помочь растопить ее «бедное сердце, покрытое льдом и мертвое от холода», и когда Брисонне, несколькими годами позже, поздравляет ее с тем, что она подчинилась его правилу «говорить обо всем без страха».

Она часто писала о своей «бесплодности». 13 лет замужем, и в 30 лет еще не родила ребенка. В 1522 году ей показалось, что она беременна, но надежды не оправдались. К тому же она ухаживала за Луизой Савойской, страдавшей все более сильными приступами подагры. Брисонне (на 20 лет старше Маргариты) предложил себя в качестве приемного сына, и оба отнеслись к этим отношениям всерьез (для человека XVI века самые настоящие, par alliance – по свойству). Маргарита подписывалась «ваша бесплодная мать».

Брисонне, однако, поначалу имел другой интерес: он хотел, чтобы Маргарита привлекла мать и брата к своим духовным поискам, и тогда «вы трое будете примером жизни, огнем, пламя которого освещает остальное королевство». Когда же она не смогла достичь цели достаточно быстро, он упрекнул Маргариту: «Вы не сняли перчаток. Я еще не вижу пламени, исходящего из ваших ладоней». На самом деле в конце 1522 года попытки помощника Брисонне