Падма вплыл в комнату, едва касаясь ногами пола, будто летелна вихрях собственной силы.

Я должна была бы ощутить его силу вампира, но он был почтипуст, будто что-то сдерживало его или защищало меня. Я снова глянула наЖан-Клода. Действительно ли у него хватает сил нас защищать? Настолько сильнопомог ему триумвират? Лицо Жан-Клода ничего мне не сказало, а спрашивать я нерешилась – в присутствии Мастера Зверей.

Леопардиха лежала на боку, тяжело дыша. Ее зеленые глазасмотрели на меня, и дружелюбным этот взгляд назвать было нельзя.

– Когда я их позвал, – сказал Падма, – онапыталась со мной торговаться. У них даже альфы нет, и все-таки она пыталасьторговаться. Она обещала без борьбы привести всех леопардов, и они будут делатьвсе, что я скажу, если я дам ей убить тебя. Помогу убить тебя.

Мастер Зверей ткнул пальцем себе за спину, и рядом с нимвстала невысокая изящная женщина – будто ждала в коридоре, пока ее позовут. Какхорошо выдрессированная собака. Она была голой, если не считать ожерелья весомне меньше пяти фунтов, сверкающего бриллиантами. Смугловатый оттенок ее кожиговорил о струйке африканской крови в ирландском русле. Лицо ее щеголялосиняками, и все тело пестрело лиловым. Одна из самых красивых женщин, которыхмне доводилось видеть, даже с синяками. Идеально сложена с головы до ног. Кариеглаза испуганно забегали между леопардом, Жан-Клодом и крысолюдом, пометались иостановились на мне.

В глазах этих читалась мольба, и даже без слов было ясно, очем они просят. «Спасите!» Понимаю, но почему это должна делать я?

– Элизабет привела с собой всех прочих. Вивиан я выбралсебе в подарок. – Падма рассеянно потрепал ее по волосам, как гладятсобаку. – За каждую травму я дарю подарок ей. Она будет богатой, если выживет.

Воздух вокруг этой женщины дрожал, как над раскаленнымасфальтом. Еще один незнакомый мне леопард-оборотень. Сколько их всего? Сколькосвоего народу отдала Элизабет в руки злодеев?

– Семейный выход сынка с папашей на тренировку поизнасилованию? – спросила я.

– Ты меня утомляешь, Анита Блейк! – нахмурилсяПадма.

– Взаимно, – ответила я.

– Мы заставили Странника покинуть тело хозяина, но егосила все еще прикрывает тебя. Он не хотел дать тебе почувствовать несчастьятвоих вампиров. А сейчас, кажется, он не дает тебе почувствовать полный приливмоих сил. Жаль. Ты бы задрожала от страха.

Жан-Клод коснулся моего плеча, и мне хватило этогонапоминания. Я пришла не пикироваться с Мастером Зверей. Убить его – заманчиваямысль, но я видала старых вампиров, которых не брали серебряные пули. При моемневезении Падма может оказаться таким же.

Он отозвал леопардов. Желтый терся о ноги Падмы, как большойкотенок. Элизабет сидела неподвижно, как хорошо выдрессированная собака.

Вилли и Ханна никого вообще не видели. Он трогал ееосторожно, как стеклянную, они целовались – целомудренными прикосновениями губ,и это была только любовь и нежность. Приятно было смотреть.

– Теперь понимаешь, почему я отдал ее своему сыну?Когда ее обижают, им обоим невыносимо больно. А их тела нужны были Страннику.

Я глядела на него в упор. Мне было противно еще и тогда,когда я считала, что он это сделал потому, что Ханна красивая ипривлекательная, но знать, что жестокость была рассчитанной, – это былоеще противнее.

– Ты сукин сын.

– Ты хочешь меня рассердить? – спросил он.

– Анита, прошу тебя. – Жан-Клод коснулся моейруки.

Он редко называл меня настоящим именем. И обычно это былосвязано либо с чем-то очень серьезным, либо с тем, что мне не нравится. На этотраз – и то и другое.

Я так и не узнала, что собиралась ответить, потому что вэтот миг Странник убрал щит. Мощь Падмы обрушилась на нас. Она загремела,наполняя мне голову, путая все мысли. Я рухнула на колени, будто получивмолотом между глаз. Жан-Клод устоял, но я ощутила, как он покачнулся.

Падма расхохотался.

– Он не может найти хозяина и не может больше держатьщит!

Голос прошелестел будто ветром по комнате. Не знаю, слышалая его ушами или он раздавался у меня в голове.

– Ему понадобятся силы в коридоре, и я решил убратьщит. Хватит игр, Падма. Пусть увидит, что перед ним.

В этих словах была примесь какого-то запаха: свежевскопаннаяземля, запах корней, вытащенных из почвы. Я почта ощущала катание жирной землиу себя в пальцах.

Я стиснула руки на браунинге так, что они задрожали, но немогла стряхнуть это ощущение земли между ладонями и железом. Даже глядя нарукоятку, видя, что она чистая, я не могла его прогнать.

– Что это? – спросила я, удивляясь и восхищаясь,что смогла связать два слова.

– Это члены совета, – ответил Жан-Клод. – Они– как это говорится? – сняли перчатки.

– Черт! – сказала я.

Падма засмеялся, глядя на меня в упор; я понимала, что онсейчас всю свою мощь бросил на меня, бедненькую. Сила его стучала по мне, врываласьв меня. Ощущение среднее между тем, как схватиться за оголенный провод и сунутьруку в огонь. Электрический жар проедал мое тело, огненный жар собиралсявнутри. Он изгибался, как растущий кулак, и если он расставит пальцы, онразорвет меня, я взорвусь от этой силы.

И я закричала.

Холодок повеял над жарой. Ветер, прохладный иумиротворяющий, как смерть, прошел по коже. Он сдул мне волосы с лица назад,наполнил благословенной прохладой. Руки Жан-Клода гладили меня по плечам. Онстоял на коленях, держа меня в объятиях. Как я падала – не помню. Жан-Клод былпрохладен на ощупь, и я знала, что это он отдает трудно добытое тепло. Отдает,чтобы охладить огонь.

Страшное давление у меня внутри ослабло и исчезло, будтоветер Жан-Клода задул огонь Падмы. Но это дорого ему обошлось. Я слышала, какзамедляется ритм его сердца. Тепло, имитирующее жизнь, покидало его тело, и наего место приходила смерть.

Я обернулась в его объятиях и заглянула ему в лицо. Оно былобледно и невозмутимо, и ничего в нем не выдавало той страшной цены, которойпришлось расплатиться за мое спасение.

Ханна обернулась к нам, и ее избитое лицо было совершенноспокойным.

– Прими мои извинения, Жан-Клод. Мой соотечественникответил на дерзость твоей слуги по собственной инициативе.

Вилли отшатнулся от Ханны, тряся головой.

– Будь ты проклят, будь ты проклят!

Серые глаза Ханны рассерженно зыркнули на него.

– Не искушай меня, ничтожный. Оскорбить меня и остатьсяв живых – это не по твоим силам.

– Вилли! – произнес Жан-Клод.