В последнее время появились интересные исследования о действиях повстанческих отрядов в Прибайкалье. Не менее 20 повстанческих отрядов действовали в июне 1921 г. на территории Иркутской губернии, особенно в Бодайбинском и Киренском уездах. Особенно активным был т. н. «Крестьянский повстанческий отряд защиты прав трудящихся» (его эмблемой были серп и меч) под командованием Д. П. Донского. Именно от отряда Дмитрия Донского в Монголию к Унгерну были отправлены делегаты, получившие полномочия, необходимые для организации крупных повстанческих центров в губернии. Однако установить более прочные контакты с повстанцами не удалось. Донской продолжал действовать самостоятельно и был разгромлен только в 1923 г.[1017].

В действительности вместо сотен «белоповстанцев» количество пополнений исчислялось, в лучшем случае, десятками, в основном из мобилизованных и пленных. Вместо дезорганизованных красных партизан Унгерну пришлось сражаться с многочисленными, хорошо вооруженными войсками ДВР и 5-й Советской армии. Ни один из прорывов границы не увенчался успехом. А после потери Урги Унгерн лишился и стратегической базы, и политического центра.

Возможно, в случае продвижения в глубь советской территории, выхода к Байкалу и Транссибу Унгерн получил бы серьезные пополнения и компенсировал бы уход из Монголии. Но советские войска оперативно блокировали районы действий дивизии, и после решающего сражения у Гусиноозерского дацана (крупнейшего ламаистского монастыря в Бурятии) 24 июля 1921 г. для барона стала очевидной безнадежность дальнейшего наступления в Забайкалье. Можно было бы использовать тактику «набега», при которой стремительная и опустошительная атака территории «противника» (РСФСР и ДВР) сменялась бы таким же быстрым отступлением на заранее подготовленные позиции в тылу (существенное преобладание конницы в частях Унгерна, его опыт кавалерийского начальника, казалось бы, способствовали этому).

Но и эта, не гарантирующая стратегического успеха, тактика не была осуществлена. Оставив Ургу и не прорвавшись к Транссибу, подразделения «унгерновцев» стали отступать по разным направлениям, что уже никак не походило на продуманную стратегию. Проявились результаты отсутствия командного единства, непризнания верховенства власти генерала даже командирами отдельных белых отрядов на территории Монголии, не говоря уже о формально автономных войсках правительства Богдо-гэгэна. Кайгородов, например, признававший вначале фактически сложившуюся военную власть Унгерна, еще в мае 1921 г. отказался следовать указаниям барона и в резком по форме письме обвинил его в неоправданной жестокости и бессмысленной реакционности, решительно заявив: «Нет, господин барон, с вами нам, революционерам, не по пути». Отряды русских колонистов под командованием Казагранди отказались продолжать боевые операции по приказу Унгерна. За это полковник Казагранди был жестоко казнен. А 20 августа собственными казаками был убит один из ближайших соратников барона генерал Резухин. В довершение всего в «дисциплинированной» дивизии возник заговор против «дедушки-генерала», «самодержца пустыни».

Версий пленения Унгерна несколько. В целом они сводятся к трем: заговорщики захватили его и выдали красным[1018]; заговорщики захватили барона, но, не выдавая красным, намеревались сами судить его[1019]; заговорщики захватили Унгерна и бросили на произвол судьбы, а «спас» его разъезд красных разведчиков[1020]. Вообще сам по себе арест подчиненными своего командира (вполне в духе ненавистного барону 1917 года) – вещь, с точки зрения воинской дисциплины, абсолютно недопустимая. Но подчиненные потеряли веру в своего командира (после очевидного провала похода в Забайкалье), его прямолинейная жестокость и непредсказуемость стали раздражать, а это в условиях гражданской войны – достаточные основания для неповиновения.

Показательно, что арестовали Унгерна «белые монголы» из отряда Сундуйгуна (в ночь на 22 августа 1921 г.). Для них пленение недавнего кумира – своеобразная реакция на уход барона из столицы. Можно сказать, что Унгерн по существу сам «подготовил» свой арест. По словам Сундуй-гуна, «мы вынуждены были под гнетом белых идти за пределы русской границы, воевать и убивать, и участвовали много раз в боевых действиях… Я, Сундуй, был во главе многих монгольских солдат, мы не хотели воевать за пределами своей страны»[1021].

Представители монгольской знати не исключали для себя возможности возобновления сотрудничества с Китаем. Подобная двоякая политика отразилась, в частности, в ноте 2 марта 1921 г. от имени «Монгольского правительства правительству Китая». В ней говорилось: «Монгольское Правительство сознает, что монгольский народ исторически неразрывно связан с судьбами Срединной монархии (в Китае в это время был уже республиканский строй. – В.Ц.) и что Автономная Монголия только под суверенитетом Китая может процветать и улучшать свое благосостояние». Все оккупационные по существу действия китайских военных (генерала Го Сунлина и др.) объяснялись как носившие самочинный характер, никак не связанный с политикой правительства в Пекине, а действия «русских войск» Унгерна объяснялись как вынужденные, но временные, не имеющие негативных последствий для монголо-китайских отношений.

Да и сам барон, если верить сообщениям дальневосточной прессы, заявлял в начале июля «о прекращении боевых действий» против Китая, о готовности начать «мирные переговоры на условиях, чтобы китайское правительство предоставило свободу действий русским противобольшевистским группировкам в полосе отчуждения КВЖД».

Маловероятно, что монголы арестовали Унгерна, чтобы ценой его жизни купить себе прощение у новой власти. Еще менее убедительно выглядит версия, что белогвардейцы убедились в силе Красной армии и бесполезности борьбы против нее, а потому, раскаиваясь в «преступлениях против трудового народа», решили арестовать своего командира. Солдаты и офицеры Азиатской дивизии не собирались прекращать борьбу с советской властью. Фактически лишь малая часть (в основном монголы) сдалась в плен. Многие ушли в Китай, а ушедшие в Приморье летом – осенью 1922 г. сражались в составе Земской Рати генерала Дитерихса, также провозгласившего своим лозунгом возрождение династии Романовых. И позднее, в эмиграции, бойцы Азиатской дивизии оставались непримиримыми противниками советской власти, а судьба их командира была предрешена: несмотря на официальную амнистию и отмену смертной казни для «белогвардейцев», по приговору Чрезвычайного ревтрибунала в Новониколаевске Унгерн был расстрелян 15 сентября 1921 г.