Большая степень зависимости от китайских властей, готовых к сотрудничеству с социалистическими структурами Приморья, не давала возможности создать в Маньчжурии действенный антибольшевистский центр. История Белого движения в 1920–1922 гг. подтверждала, что лишь на самой российской территории, причем достаточно обширной, может сохраниться возможность не только создания новых военно-политических структур, но и возникнет перспектива их дальнейшего укрепления при поддержке местного населения и всех недовольных советской властью. В 1920 г. этим «центром» на Дальнем Востоке стало Забайкалье, в 1921 г. – подобный «центр» пытался создать барон Унгерн в Монголии (с перспективой возвращения в Забайкалье), а с мая 1921 г. Белое дело стало восстанавливаться в Приморье. Кроме того, необходимо учитывать, что относительную прочность Белого движения могла гарантировать только собственная вооруженная сила. Создать же ее в Маньчжурии или в Монголии было весьма затруднительно. Русское население, несмотря на свою многочисленность, отнюдь не стремилось к продолжению гражданской войны, а бывшие чины армии Колчака не могли иметь статус «вооруженной силы», находясь на территории иностранного государства.

В Приморье период «колчаковского правления» в конце 1919 – начале 1920 гг. характеризовался относительной стабильностью. Здесь, в отличие от Восточной Сибири и Прибайкалья, не сформировалось значительного повстанческого движения, и отряды красных партизан из Сучанских рудников не отличались заметной численностью и организованностью. Помимо местных гарнизонов, уссурийских казачьих станиц и команд Сибирской флотилии борьбу с партизанскими отрядами вели подразделения союзных государств (преимущественно Японии и САСШ). Серьезным испытанием прочности белой власти стал антиправительственный «Гайдовский путч» во Владивостоке, в ноябре 1919 г. (о нем – в главе 1 книги 1 «Белое дело в России. 1920–1922 гг.»). Представители союзного командования не проявили активных мер по противодействию выступлению генерала Гайды, и все действия правительственных сил должен был координировать Командующий Войсками Приамурского военного округа и Главный Начальник Приамурского Края генерал-лейтенант С. Н. Розанов. Назначенный на эту должность после проведенных им летом 1919 г. жестоких операций против партизан Енисейской губернии, он, как считали многие, должен был бы «проявлять власть» и активно противодействовать малейшим попыткам оппозиции в Приморье. Однако в ноябре 1919 г. его действия трудно было назвать решительными.

Донесения японской разведки и агентов атамана Семенова, отправленные в Омск на имя главы МВД Пепеляева, свидетельствовали, что Розанов вел переговоры с «опальным» Гайдой, допускает сотрудничество с местной «демократической общественностью» (в частности с кооперативными деятелями) и «своей политикой, явно соглашательской, внушает глубокое беспокойство и способствует усилению начавшегося колебания и недоверия в существование и прочность действительной твердой власти». Высказывались также подозрения в готовности Розанова (равно как и Хорвата) объявить себя «Наместником на Дальнем Востоке», особенно после оставления Омска белыми войсками[1030].

В первый день мятежа, 17 ноября, Розанов допускал возможность мирного разрешения конфликта и только к вечеру, убедившись в бесперспективности переговоров с повстанцами и опасаясь расширения их влияния на рабочих и контактов с партизанами, отдал приказ, опубликованный на следующий день в экстренных выпусках местных газет. «Переживаемые минуты таковы, – отмечалось в приказе, – что всякий вред, приносимый Правительству как преступной агитацией, так и попытками остановить работу Государственного механизма путем забастовок и демонстраций – есть измена делу Родины». Розанов предупреждал, что «всякие попытки подобного рода будут с полной беспощадностью подавляться оружием», вооруженные повстанцы будут «расстреляны на месте без суда», а «зачинщики предаваться полевому суду». С помощью юнкеров Учебной Инструкторской школы и гардемаринов мятеж был подавлен[1031].

Последующие действия Розанова свидетельствовали о его верности правительственному курсу, четкому следованию указаниям Колчака (до тех пор, пока существовала связь с Российским правительством) и отсутствием намерений к «сепаратизму». Объективно Розанов во Владивостоке с начала января 1920 г. представлял собой один из последних центров Белого движения на Востоке России.

Конечно, общий кризис власти, падение адмирала Колчака и арест правительства не могли не отразиться на ситуации в Приморье. В дальневосточных новогодних газетах публиковались статьи, прямо и косвенно призывавшие к смене политического курса. В статьях в газете «Голос Родины» (автор писал под именем «Новиков-Сибирский») отмечались ошибки Белого движения во внешней и национальной политике. «Уже самая первая идея, с помощью которой этот лагерь хотел восстановить Великую Россию – преодоление большевиков при помощи иностранной силы, – в себе самой носила отрицание начал государственного и национального верховенства, во имя которых поднято было знамя борьбы с большевизмом… И в процессе борьбы, на знамени которой стояла «Великая Россия», постепенно и последовательно антибольшевистские круги отрекались то от одной, то от другой части России… Адмирал Колчак признал независимость Финляндии (только «де-факто». – В.Ц.), несмотря на все протесты Сазонова, бывшего в то время в Париже. Лианозов признал независимость Прибалтики, считая это ценой за обладание Петроградом. Деникин заявил, что Восточная Галиция его не интересует и должна быть предоставлена Польше… Все однако же усилия антибольшевиков опереться на окраины и иностранцев кончились в 1919 г. плачевно. Окраины шли вместе с антибольшевиками только до тех пор, пока им (окраинам) не удавалось порвать фактические связи с Россией.

Иностранцы же, под влиянием демократических элементов их стран, в конце истекшего года совершенно отказались от какого-либо вмешательства в русские дела и тем похоронили всю антибольшевистскую систему воссоздания Единой России при помощи иностранных сил.

При таких условиях для обеих сторон все яснее становится необходимость искать новые пути для возрождения Великой и Единой России и достижения блага и свободы населения ее областей…»[1032].

Схожую позицию против возможного расширения японского военного присутствия на Дальнем Востоке и в Сибири выражала декларация, принятая на заседании Владивостокской городской думы 28 января. 18 января 1920 г. «Бюро кооперативных организаций во Владивостоке» приняло резолюцию, в которой заявлялось, что «из настоящего переходного состояния временной слабости и раздробленности на отдельные части Россия выйдет на путь единства, а также экономического и духовного возрождения только своими собственными силами, при непременном условии вооруженного невмешательства во внутренние дела ее других стран… Несмотря на свои внутренние распри русский народ никогда не примирится с отторжением какой-либо части России ее экономическим порабощением, а потому оккупация Японией Восточной Сибири неминуемо приведет к вооруженному столкновению с новыми миллионами человеческих жертв и разрушением богатств края… Кооперативное Бюро заявляет, что кооперация, объединяющая миллионы трудового населения, будет самым решительным образом протестовать и бороться всеми доступными для нее, как хозяйственной организации, средствами против оккупации Восточной Сибири со стороны Японии»[1033].