Эшонай не заметила, как близко они подобрались к ущелью.

Толчок скинул ее с края плато. Адолин почувствовал панику Эшонай, услышал вопль, когда она рухнула в бездонную тьму.

К несчастью, взорвавшийся шлем на миг ослепил Адолина. Споткнувшись, он ощутил под ногой пустоту. Зашатался и опрокинулся навстречу пустоте ущелья.

Время остановилось, и принц успел погрузиться в ледяную вечность, полную паники и страха, прежде чем понял, что не падает. В глазах прояснилось; он таращился вниз, на разинутую пасть ущелья, куда стекали струи дождя. Потом бросил взгляд через плечо.

Два мостовика впились в стальную кольчужную юбку его доспеха и изо всех сил пытались удержать принца на краю пропасти. Они пыхтели, цепляясь за скользкий металл, и упирались ногами о камни, чтобы не упасть вместе с ним.

Откуда ни возьмись появились другие солдаты и бросились на помощь. Чьи-то руки схватили Адолина за пояс и плечи, и все вместе они оттащили его от края пустоты на твердую землю, где он обрел равновесие и неуклюже отпрянул от ущелья.

Солдаты радостно закричали, и Адолин устало рассмеялся. Повернулся к мостовикам – Шраму и Дрехи.

– Кажется, – сказал он, – мне не стоит беспокоиться о том, что вы двое за мной не успеваете.

– Да это ерунда, – бросил Шрам.

– Ага, – подтвердил Дрехи. – Таскать жирных светлоглазых легко. Как-нибудь попробуйте поднять мост.

Адолин ухмыльнулся и вытер с лица воду непокрытой рукой.

– Проверьте, не найдется ли где-нибудь кусочек моего шлема или наруча. Восстановление доспеха пройдет быстрее, если у нас будет семя. Перчатку тоже подберите, если удастся.

Они кивнули. Красные молнии в небесах делались все заметнее, и крутящаяся колонна темного дождя росла, делалась выше. Такое… такое предзнаменование хорошим точно не назовешь.

Ему нужно было разобраться с тем, что происходило с остальным войском. Он побежал через мост на штабное плато. Где отец? Что случилось на полях сражения Аладара и Ройона? Вернулась ли Шаллан из своей экспедиции?

На центральном плато все как будто погрузилось в хаос. Усилившиеся ветра порвали палатки, и некоторые даже рухнули. Люди носились туда-сюда. Адолин заметил человека в плотном плаще, который решительным шагом шел сквозь ливень. Он, похоже, знал, что делает. Принц поймал незнакомца за руку, когда тот проходил мимо.

– Где мой отец? – спросил он. – Какие приказы ты должен доставить?

Капюшон плаща упал, и человек повернулся к Адолину, обратив на него глаза, слишком большие и слишком круглые. Безволосая голова. Тонкие, просторные одежды под плащом.

Убийца в Белом.

Моаш шагнул вперед, но не призвал осколочный клинок.

Каладин ударил копьем, но безуспешно. Все силы, что еще остались, уходили на то, чтобы попросту не упасть. Его копье скользнуло по шлему Моаша, и бывший мостовик ударом кулака обратил древко в щепки.

Кэл замер, но Моаш наступал. Он подался вперед и бронированным кулаком ударил друга в живот.

Каладин охнул и сложился пополам; что-то внутри его треснуло. Ребра ломались как щепки под этим немыслимо сильным кулаком. Капитан закашлялся, оросив кровью доспех Моаша, а потом застонал, когда его друг шагнул назад и отвел руку со сжатым кулаком.

Юноша повалился на холодный каменный пол, дрожа всем телом. Казалось, глазные яблоки вот-вот выскочат из глазниц, и он, содрогаясь, свернулся клубком, прижимая руки к сломанной грудной клетке.

– Вот буря! – Голос Моаша казался далеким. – Вышло сильней, чем я рассчитывал.

– Ты сделал, что должен был, – сказал Грейвс.

«Ох!.. Буреотец!.. как больно!..»

– Что теперь? – спросил Моаш.

– Покончим с этим. Убьем короля осколочным клинком. Надеюсь, будет похоже на дело рук убийцы. Вот кровавые следы меня тревожат. Люди могут из-за них начать задавать вопросы. Давай-ка я перережу эти доски, чтобы выглядело так, словно он пробрался через стену, как в прошлый раз.

Холодный воздух. Дождь.

Вопль? Очень далеко? Этот голос был ему знаком…

– Сил? – прошептал Каладин окровавленными губами. – Сил? – Ничего. – Я бежал, пока… пока не иссякли силы. Конец… гонки.

Жизнь прежде смерти.

– Я это сделаю. – Грейвс. – Этот груз будет моим.

– Это мое право! – возмутился Моаш.

Каладин моргнул, сосредоточился на неподвижном теле короля перед собой. Элокар еще дышал.

«Я буду защищать тех, кто не может защитить себя сам».

Теперь-то он понял, отчего пришлось сделать такой выбор. Кэл рывком поднялся на колени. Грейвс и Моаш спорили.

– Я должен его защитить, – прошептал капитан.

Почему?

– Если я защищаю… – Он закашлялся. – Если я защищаю… только тех, кто мне нравится, – это значит, что мне плевать на то, правильно ли делать так. – Поступая таким образом, он бы заботился лишь о собственном удобстве.

Это не называется защитой. Это называется себялюбием.

Преодолевая мучительную боль, из последних сил, Каладин поднял ногу. Здоровую ногу. Кашляя кровью, вынудил себя встать и, шатаясь, замер между Элокаром и его убийцами. Дрожащими пальцами ощупал пояс и – с третьей попытки – вытащил нож. От боли у него на глазах выступили слезы, и сквозь туман Каладин увидел, как два осколочника повернулись к нему.

Моаш медленно поднял забрало, открыв потрясенное лицо.

– Буреотец!.. Кэл, как же ты можешь стоять?

Теперь он все понял.

Вот почему он вернулся. Дело в Тьене, дело в Далинаре и дело в том, какой поступок был правильным, – но прежде всего дело в стремлении защищать людей.

Вот каким человеком он хотел быть.

Каладин передвинул одну ногу назад, пяткой коснулся короля и принял боевую стойку. Потом поднял перед собой руку, выставив лезвие ножа. Рука тряслась, как крыша под ливнем. Он посмотрел Моашу в глаза.

Сила прежде слабости.

– Вы. Его. Не. Получите!

– Моаш, прикончи его, – потребовал Грейвс.

– Буря!.. – выдохнул Моаш. – Нет нужды. Ты только глянь. Он не сможет драться.

Каладин чувствовал себя выжатым. По крайней мере, он встал.

Это конец. Путешествие началось – и завершилось.

Вопли. Кэл теперь их слышал, как будто они приближались.

«Он мой! – воскликнул женский голос. – Я предъявляю на него права».

Кэл нарушил клятву.

– Он слишком много видел, – возразил Грейвс. – Если он сегодня не умрет, то предаст нас. Моаш, ты знаешь, что я прав. Убей его.

Нож выскользнул из пальцев Каладина и со звоном упал на пол. Он слишком ослабел, чтобы удержать оружие. Рука опустилась безвольной тряпкой, и Кэл оцепенело уставился на нож.