Ренарин и большинство мостовиков настояли, что должны быть с ней. Она не возражала – все-таки идет война. Шаллан прошла мимо возвышения на земле, части большого кольца. Возможно, когда-то здесь была низкая декоративная стенка. Как же выглядело это место? Она набросала его в уме и пожалела, что не может нарисовать по-настоящему. Это точно помогло бы все как следует представить.

Где мог находиться портал? Скорее всего, в центре, и потому она направилась в ту сторону. Там обнаружился большой окаменелый холм.

– И все? – спросил рогоед. – Это просто камень на камне.

– Именно его я и надеялась отыскать, – пробормотала Шаллан. – Все, находящееся на открытом воздухе, пало жертвой ветра или оказалось погребено под кремом. Если мы и обнаружим что-то полезное, то лишь внутри.

– Внутри? – изумился один из мостовиков. – Внутри чего?

– Зданий, – ответила Шаллан и принялась ощупывать стену, в задней части которой обнаружилась неровность. Она повернулась к Ренарину. – Принц, вы не могли бы оказать мне любезность и убить этот камень?

В темной комнате Адолин поднял свою сферу, и она озарила стену. Проведя так много времени снаружи во время Плача, он не мог избавиться от мысли, что странно не слышать, как дождь барабанит по шлему. Затхлый воздух этого места уже становился влажным, и, несмотря на шаги солдат и чей-то кашель, Адолину казалось, что здесь слишком тихо. В этой каменной гробнице они чувствовали себя так, словно находились в милях от поля боя.

– Как вы узнали, сэр? – спросил Шрам, мостовик. – Как вы догадались, что этот холм пустой внутри?

– Однажды некая умная женщина попросила меня убить валун для нее.

Вместе со своими людьми он обошел скальное возвышение, которое поющие паршенди использовали, чтобы прикрыть спины. Несколькими поворотами осколочного клинка Адолин прорезал вход в холм – тот, как он и надеялся, оказался полым.

Алети пробирались через пыльные комнаты, проходя мимо костей и высохшего мусора, который мог когда-то быть мебелью. Скорее всего, здесь все сгнило до того, как крем полностью запечатал здание. Что тут было когда-то, общий дом? Или, может быть, рынок? Комнат и впрямь оказалось немало; на многих дверных проемах еще виднелись ржавые петли, хотя сами двери отсутствовали.

Тысяча людей двигалась вместе с Адолином через здание, держа фонари с массивными гранеными самосветами – в пять раз больше броумов, хотя даже некоторые из них начали угасать, поскольку Великой бури не было слишком долго.

Провести тысячу людей через эти зловещие помещения – дело не из легких. Но если он не сбился с пути, скоро будет противоположная стена – та, что располагалась прямо за спиной у паршенди. Несколько человек разведали ближайшие комнаты и вернулись с подтверждением. Строение заканчивалась здесь. Адолин теперь видел очертания окон, запечатанных кремом, годами просачивавшегося через щели; он стекал по стенам и собирался грудами на полу.

– Ладно, – сказал принц, обращаясь к командирам рот. – Давайте соберем в комнате и холле столько людей, сколько поместится. Я вырежу нам выход. Едва он откроется, мы должны рвануть наружу и атаковать завывающих паршенди.

Первая рота, вы разделитесь пополам и будете охранять проход. Не позволяйте оттеснить себя! Я атакую и пытаюсь отвлечь внимание. Остальные – бегом наружу и присоединяйтесь к схватке.

Мужчины закивали. Адолин перевел дух, опустил забрало и подошел к стене. Они находились на втором этаже здания, но по его прикидкам кремовые отложения снаружи были примерно вровень. В самом деле, из-за стены доносился слабый гул, от которого она вибрировала.

Буря свидетельница, паршенди прямо здесь. Молодой человек призвал клинок, подождал, пока командиры роты передадут его слова, чтобы люди подготовились, а потом разрубил стену на несколько длинных лент. Он рассек ее в другом направлении широкими движениями, а после ударил бронированным плечом.

Стена поддалась и рассыпалась, каменные блоки покатились прочь от него, словно их понесло течением реки. Дождь вернулся, полный сил. Адолин был всего лишь в паре футов над землей, и он с нетерпением выбрался наружу, на скользкие мокрые скалы. Прямо слева от него стояли рядами, лицом в другую сторону, резервы паршенди, поглощенные пением. Шум битвы здесь был почти не слышен – его заглушало неестественное пение, от которого мурашки бежали по спине.

Великолепно. Дождь и завывания скрыли шум от пролома стены. Он высек еще одну дыру, пока из первой вытекали его люди с фонарями в руках. Принялся за третью, но услышал вопль. Их заметила одна из хора. В новой форме различия между мужчинами и женщинами паршенди были куда заметнее, чем раньше.

Адолин преодолел короткое расстояние до врагов и врезался в их ряды, нанося смертельные удары клинком. Вокруг падали тела с выжженными глазами. Пять, потом десять. Солдаты присоединились к нему, вонзая копья в паршенди, обрывая их жуткую песню.

Это было потрясающе просто. Паршенди не сразу переставали петь, выходя из транса сбитыми с толку и растерянными. Те, кто сражался, делали это без согласованности, и быстрая атака Адолина не дала им времени призвать странную искрящуюся энергию.

Все равно что убивать спящих. Принцу уже приходилось с помощью осколков творить кошмарные вещи. Преисподняя, да каждый раз, выходя в доспехе и с клинком на поле боя против обычных людей, он делал грязную работу – убивал тех, на чьем месте могли бы оказаться дети, вооруженные палками. Но это было хуже. Часто певцы приходили в себя лишь перед смертью – моргали, просыпаясь под дождем, встряхивались и оказывались лицом к лицу с полным осколочником, который убивал их друзей. Адолина преследовали полные ужаса взгляды, пока вокруг него падали на землю все новые и новые мертвецы.

Где же Азарт, который обычно позволял ему не обращать внимания на творившуюся бойню? Он нуждался в Азарте, но пришла лишь тошнота. Стоя посреди поля свежих трупов – от выжженных глазниц сквозь дождь поднимались струйки дыма с резким запахом, – он вздрогнул от отвращения и выронил свой клинок. Тот исчез, превратился в туман.

Что-то ударило Адолина в спину.

Он чуть не упал, споткнувшись о труп, и развернулся. Осколочный клинок ударил в грудь, породив на броне светящуюся паутину трещин. Следующий удар он отбил предплечьем и шагнул назад, принимая боевую стойку.

Перед принцем стояла женщина, и дождь струился по ее броне. Как она себя назвала? Эшонай.

Забрало шлема скрыло широкую улыбку Адолина. Такой противник – совсем другое дело. Честная битва. Принц поднял руки, встречая появившийся из тумана осколочный клинок, и рубанул снизу вверх, стремительно парируя ее атаку.

«Спасибо», – подумал он.

Далинар ехал верхом на Храбреце обратно через мост с плато Ройона, прижимая руку к кровоточащей ране в боку. Глупо. Он должен был заметить то копье. Слишком сосредоточился на красной молнии и быстрой смене боевых пар паршенди.

«Правда в том, – подумал великий князь Холин, спускаясь с коня, чтобы лекарь смог осмотреть его рану, – что ты уже старик». Возможно, не по общепринятым меркам – ему всего лишь пятьдесят с небольшим, – а по солдатским. Точно старик. Без заемной силы осколочного доспеха он медлительный и слабый. Убийства – забава для молодых; уже по той причине, что старики умирали первыми.