Монтус выпрямился, взгляд его внезапно прояснился.

— Ты ведь знаешь, что почти вся планета покрыта водой?

Джо кивнул.

— Люди считают, что Бог живет на небе, но мне это всегда казалось какой-то бессмыслицей, потому что небо, оно где-то там, далеко, оно не часть нас, понимаешь?

— А океан? — спросил Джо.

— Океан — кожа мира. И мне кажется, что Бог живет в каплях. Движется вместе с волнами, как пена. Когда я смотрю на океан, то вижу, что Он смотрит на меня.

— Ого, — сказал Джо. — Пожалуй, я бы выпил за Него еще раз.

Они выпили, и Монтус поставил пустой бокал на стол.

— Ты ведь знаешь, что я выбрал своим преемником Бризи.

Джо кивнул. Бризи, второй сын Монтуса, был умным, как целая комната банкиров.

— Знаю.

— Каковы его шансы?

Джо пожал плечами:

— Не особенно велики. Такие же, как у меня.

— Он не выносит крови.

Джо кивнул.

— Если Фредди заставят вести с ним дела, то научится. Ну а если Фредди решит спихнуть его с насеста и забрать все, поставив над чернокожими своего человека, то научится еще быстрее.

— А кого Фредди считает своим человеком?

Джо нахмурился:

— Брось, Монтус.

Монтус налил себе еще коньяку. Поставил бутылку, взял бутылку Джо и налил ему тоже.

— Крошку Ламара, — сказал он.

Джо кивнул. Крошка Ламар был, можно сказать, чернокожей копией Фредди Диджакомо. Они оба были типичными детьми в своих районах, оба, начиная карьеру, соглашались на работу, от которой отказывались остальные. Крошка Ламар занимался уличной торговлей героином. Дурил нелегалов-китайцев, превратил половину их женщин в подсевших на опиум шлюх, которые работали в самых паршивых домах Ист-Сайда. К тому времени, когда Монтус Дикс понял, что Крошка Ламар больше не хочет работать на него, Ламар успел сколотить слишком сильную банду, чтобы Монтус пошел с ним на открытый конфликт. Три года назад Ламар получил вольную, и с тех пор установилось весьма шаткое перемирие.

— Твою мать, — сказал Монтус. — Фредди хочет отобрать у меня людей, снести мне голову, забрать все, что я создал, чтобы вручить этому долговязому куску дерьма?

— Примерно так.

— А когда я умру, они явятся за моим сыном?

— Да.

— Ну уж нет, — сказал Монтус. — Это несправедливо.

— Согласен, — сказал Джо. — Но это жестокий мир.

— Знаю я, что это жестокий мир, так его растак. Но совсем не обязательно творить зло. — Он допил коньяк. — Неужели они убьют моего мальчика?

Джо глотнул рома.

— Да, скорее всего, убьют. Они согласятся иметь с ним дело, только если у них не останется выбора.

Монтус посмотрел на него через стол и ничего не сказал.

— Западной частью Тампы невозможно управлять без чернокожих, — продолжал Джо. — Поэтому Фредди придется с кем-то договариваться. В данный момент он рассчитывает так: убить тебя, убить твоего сына, посадить на трон Крошку Ламара. Но ответь мне на такой вопрос, Монтус: кто сядет на трон, если не останется ни Ламара, ни тебя, ни Бризи?

— Никто. Начнется хаос. Боже, сколько крови прольется.

— А товар между тем спустят в сортир, шлюхи разбегутся, народ перестанет участвовать в лотереях, потому что побоятся.

— Именно так.

— И Фредди это понимает, — кивнул Джо.

— Значит, если не будет этих троих…

— Катастрофа, — развел руками Джо.

— Но я-то в любом случае покойник.

Джо кивнул, на этот раз так, чтобы Монтус увидел.

Монтус откинулся на спинку своего трона, обратил к Джо каменное лицо, которое с каждой секундой становилось все более плоским и мертвым, пока его не тронула едва заметная улыбка.

— Вопрос не в том, буду я жить или умру. Вопрос, какой сукин сын займет мое место — мой собственный сын или Крошка Ламар.

Джо скрестил руки на колене.

— Кто-нибудь знает, где сейчас Ламар?

— Там же, где и всегда в это время.

Джо кивнул в сторону окна:

— В парикмахерской на Двенадцатой улице?

— Да.

— Посторонних там нет?

Монтус помотал головой:

— Парикмахер уходит пить кофе. Крошка Ламар каждое утро совещается там со своими парнями, и один из них сам его бреет.

— Сколько при нем людей?

— Трое, — сказал Монтус. — Все вооружены до зубов.

— Значит, Крошка Ламар сидит в кресле, один из парней его бреет. У входной двери остается всего двое.

Монтус немного поразмыслил над его словами. В итоге кивнул, все поняв.

— Твоих жен дома нет?

— С чего ты так решил?

— Если бы все было как всегда, я бы уже услышал хотя бы одну из них.

Монтус некоторое время созерцал свою трубку, прежде чем кивнуть.

— А почему их нет дома? — спросил Джо.

— Подумал, ты найдешь способ, как меня убить. Если кто-нибудь и сможет, решил я, то именно ты сегодня утром.

— Я никого не убивал с тридцать третьего года, — солгал Джо.

— Да, но тогда ты убил короля. Утром при короле было двадцать человек.

— Двадцать пять, — поправил Джо. — Теперь ты знаешь, что я пришел не для того, чтобы убить тебя. Не хочешь позвать жен обратно?

Монтус нахмурился:

— Я ни с кем дважды не прощаюсь.

— Значит, ты попрощался.

— Почти со всеми. — Наверху послышались приглушенные шаги, и Монтус поднял голову к потолку. Легкие шаги, детские. — Еще несколько человек осталось, а потом…

— На этой неделе у Крошки Ламара дела в Джексонвилле. В полдень у него поезд. Ту-ту. — Джо покачал головой. — А к тому времени, когда он вернется, кто знает, откуда будет дуть ветер?

Монтус снова поднял голову к потолку, на щеках у него ходили желваки. Шаги затихли.

— Ты выполнил свое задание.

— Я всегда выполняю.

— Значит, сейчас.

— Или никогда. — Джо откинулся на спинку. — В таком случае ты просидишь здесь до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не прикончит тебя. Никакой возможности повлиять на ход дела, никакого выбора.

Монтус шумно втянул воздух через ноздри, и глаза у него сделались размером с серебряные доллары. Он несколько раз хлопнул себя по бедрам, размял шею, так что Джо услышал хруст позвонков.

Затем он поднялся и подошел к темно-зеленому гардеробу.

Скинул купальный халат, повесил на вешалку, разгладил складку на боку. Сбросил туфли, снял пижамные брюки и сложил. Сделал то же самое с пижамной рубашкой. Он минуту постоял в одном белье, глядя в недра шкафа, решая для себя что-то.

— Пойду в коричневом, — объявил он. — В коричневого человека в коричневом костюме труднее попасть.

Он снял с вешалки светло-коричневую рубашку, накрахмаленную так,