— О да. Эти казацкие танцы — потрясающе красивое зрелище. Времени на разговоры у нас предостаточно, извини, я не думал, что это важно.

— Анжелика тоже была потрясающе красива, да и многие из твоих друзей, Марлоу и Сеттри! — Она игриво рассмеялась.

Облегченно вздохнув про себя, он расслабился, взял пальто, шляпу и открыл дверь.

— Я рад, что тебе понравилось.

— Ты выходил вчера, после того как мы попрощались на ночь.

Защитная маска вернулась на лицо слишком поздно, и на щеках заалел виноватый румянец.

— Да… э… да, выходил.

— Я постучалась в твою дверь, и мне никто не ответил — мне просто хотелось поговорить, я не устала. Ты сказал, что устал.

— Ну да, я устал, но потом оказалось, что не очень, так мы пойдем?

— Да, я проголодалась. — Они вышли на променад. Набережная была почти безлюдна. День был не из лучших, море неспокойное, пронизывающий ветер. — Здесь не так плохо, как в Глазго в это время года, — приятным голосом заметила она, беря его под руку.

— Это правда, но этот холод долго не продержится, скоро настанет самая замечательная пора, весной и осенью здесь лучше всего. — Она не стала развивать разговор на опасную тему, и он задышал свободнее. — Весна и осень здесь — лучшие времена года.

— Ты ходил в Ёсивару? — спросила она тем же приятным тоном.

Он почувствовал, как острая ледяная сосулька прыгнула из мошонки вверх, вонзилась в сердце и провалилась обратно, и тысячи ответов закружились у него в голове, наилучшим из которых был: «Если я захочу пойти в Ёсивару, клянусь Господом, я пойду туда, мы не женаты, но даже если бы я и был… и я говорил тебе, что не хочу жениться, по крайней мере сейчас, когда у моего нового бизнеса появился шанс на успех». Он уверенно открыл рот, чтобы сказать ей все это, но по какой-то причине голос его зазвучал сдавленно и виновато:

— Я… э, да, ходил, но это…

— Ты хорошо провел время?

— Послушай, Морин. Есть некоторые…

— Я знаю про Ёсивару, дружочек, и про мужчин, — сказала она доброжелательно и так, словно говорила о чем-то самом обычном. — Ты хорошо провел время?

Он остановился, сраженный наповал её мягким голосом и обращением.

— Я… ну, я полагаю… но видишь ли, Mo…

— Слишком холодно стоять на месте, Джейми, дорогой. — Она дружелюбно взяла его под руку, снова увлекая вперед, и продолжила: — Хорошо, стало быть, ты славно поразвлекся. Почему ты не сказал мне? И зачем было городить это вранье про усталость?

— Ну, потому что… — Вновь дюжина ответов, но его губы выдавили лишь: — Потому что это же очевидно, чёрт побери. Я не хотел… — Он не смог сказать: «Я не хотел делать тебе больно, потому что у меня было назначено свидание, я хотел повидать Нэми и одновременно не хотел, не хотел, чтобы ты знала о ней, и, если уж говорить начистоту, все прошло просто ужасно».

Когда он вошёл в их маленький домик, Нэми встретила его в своём лучшем спальном кимоно, их маленькое убежище сверкало чистотой, еда и саке стояли на столике, а она смеялась, была счастлива и предельно внимательна:

— Хейа, Дзами-сан, харасо васа видети! Срусать харосый новость с караба'рь. Васа зеница 'реди из Скоту'ранди, зеница хейа?

Он был ошеломлен тем, как быстро распространилась повсюду эта новость.

— Откуда ты это знаешь?

— Весь Ёсивара знаис! Вазный, neh? — радостно щебетала Нэми. — Два день я в Ба'расой Дом низка к'раница встречать скоро оку-сан васа.

— Э?

— Вазный, Дзами-сан. Када зеница? Вазный, стоба оку-сан не го-сан друзный, neh?

— Ты что, спятила? — вырвалось у него.

Она уставилась на него, не понимая.

— Почему сердитый, Дзами-сан? Оку-сан п'ратить теперь. Оку-сан п'ратить, Джами-сан, ийе? Вазный оку-сан не…

— Так не бывает, чёрт подери.

— Нет понимать… вазный Нэми ходить оку-сан…

— Ты рехнулась!

— Нет понимать, — сказала она обиженно, в ужасе от его грубой воинственности, и решила, что бегство — лучшая защита от такого невообразимого поведения, но бегство, конечно, в слезах.

Она упорхнула, прежде чем он успел остановить её, мама-сан не смогла убедить её вернуться, поэтому, взбешенный, он зашагал домой и лег в постель, но спал плохо. Боже Всемогущий, Нэми появится в фактории Струанов, чтобы встретиться с Морин? Морин должна платить Нэми в будущем? Важно, чтобы любовница и жена были добрыми подругами? Господь Святый! Я, должно быть, неправильно её понял.

Нет, чёрт подери, ты все понял правильно. Именно это она, чёрт подери, и сказала.

В конце концов он пришел в кабинет. Ещё не рассвело. Тысяча чертей, он провел в размышлениях все утро, и вот теперь ему предстоит разбираться с двумя женщинами, чёрт бы их побрал.

— Послушай, Морин, мне жаль, что я соврал, — смущенно пробормотал он, — но… ну, я не знаю, что ещё тут можно сказать.

— Не расстраивайся так сильно, такие вещи случаются. — Она улыбнулась.

— А? Так ты не взбе… извини, так ты не сердишься?

— Нет, дружок, не в этот раз, — ответила она благожелательно, — не раньше, чем мы закончим маленький разговорчик.

Он не уловил ни в её голосе, ни в манере никакой угрозы, она все так же нежно держала его под руку, и тем не менее в самой глубине его существа неведомый голос истошно завопил об опасности, предупреждая его: ради всего святого, придержи язык, не говори ничего.

— «Маленький разговорчик»? — услышал он словно издалека заданный им вопрос.

— Да. — И с этим словом вокруг разом настала оглушительная тишина, хотя ветер все так же громко стучал черепицей и оконными ставнями, звонили церковные колокола, из гавани доносились гудки пароходов, где-то лаяли собаки.

Придержи язык, в этих переговорах игру ведут двое, предостерег он себя.

— Ты сказала «да»? Что это значит?

— Я узнала про Ёсивару на пароходе. — Она не стала продолжать, и он тут же заглотил наживку.

— Это Горнт рассказал тебе? Или Хоуг? Это был он? Этот идиот.

— Нет, это был твой распрекрасный капитан Стронгбоу, и доктор Хоуг не идиот, друг мой. Я спросила у Стронгбоу, как вам удается сохранять рассудок, живя без дамского общества, так же ли у вас все, как в Индии или в Китае? — Она рассмеялась, вспомнив, как трудно ей было вызвать его на откровенный разговор. Виски творит чудеса, подумала она, благословляя отца за то, что он научил её пить, когда необходимо. — Я думаю, ваша Ёсивара — весьма разумное решение.

Ему захотелось спросить: «Вот как?» На этот раз он не произнес ни слова. Её молчание мучило его. Когда она почувствовала себя готовой, она сказала: