— Завтра воскресенье.

У него голова пошла кругом от такого неожиданного продолжения.

— Да, я… да, полагаю, что да, воскресенье, а что?

— Сегодня в полдень я подумала, что мы могли бы пойти к преподобному Твиту, надеюсь, он не такой глупый, как его имя,[45]и нам следовало бы попросить его огласить имена лиц, предполагающих вступить в брак.

Он заморгал.

— Что?

— Ну да, имена, Джейми. — Она расхохоталась. — Ты не забыл, что их должны читать три воскресенья подряд, нет?

— Но я же говорил, что послал тебе письмо и написал, что…

— Это было, когда я была там, но меня там больше нет, я здесь, и я люблю тебя, — сказала она, замолчала, подняла глаза на него, увидела, как он хорош собой — воплощение всего, чего она желала в жизни, и в один миг все её самообладание унеслось, как пух, гонимый ветром. — Джейми, дорогой, мы помолвлены, и я считаю, что нам следует пожениться, потому что я буду самой лучшей женой из всех, какие только были на свете, я обещаю, обещаю, обещаю, и не просто потому, что я здесь, я полюбила тебя с первого мгновения, а сейчас самое чудесное время, чтобы обвенчаться, я знаю это, я уеду, вернусь в Шотландию и никогда… если ты хочешь, чтобы я уехала, я уеду со следующим же пароходом, но я люблю тебя, Джейми. Я клянусь, что уеду, если ты этого хочешь. — На глаза против воли навернулись слезы, и она смахнула их рукой. — Извини, это от ветра, дружок. — Но ветер здесь был ни при чем, все притворство исчезло, душа её раскрылась и обнажилась перед ним. — Я просто люблю тебя, Джейми… — Его руки обняли её, она зарылась лицом в его плечо, и слезы покатились градом, она чувствовала себя так ужасно, как ещё никогда не чувствовала, отчаянно желая его любви.

Когда её ужас отступил перед теплотой его объятий, она услышала его нежный, заботливый голос, мешавшийся с ветром и шумом прибоя. Он говорил ей, что любит её и хочет, чтобы она была счастлива, и не тревожилась, и не грустила, но сегодня было бы слишком рано, ему предстоит столько работы в новой компании, ведь это так трудно — начать своё дело и не дать ему зачахнуть.

— Не беспокойся о своей новой компании, Джейми, миссис Струан сказала, что она… — Морин в ужасе замолчала. Она не собиралась говорить ему, но теперь было уже слишком поздно: она почувствовала, как его руки напряглись, и он отстранил её от себя.

— Она сказала что?

— Да так, ничего. Давай…

— Что она тебе сказала? Что?.. — Его лицо было мрачным, взгляд — пронизывающим. — Она сказала тебе, что посылает мне деньги?

— Нет. Нет, не говорила… она сказала… она просто сказала, что ты хорошо умеешь торговать и тебя ждет успех. Давай поедим, я уми…

— Что она сказала? В точности.

— Я тебе ответила. Давай пойдем обе…

— Скажи мне, что она говорила, клянусь Господом. Скажи мне правду, слово в слово! Она сказала тебе о деньгах, не так ли?

— Нет, не совсем. — Она отвернулась, злясь на себя.

— Правду! — Он взял её за плечи. — Ну!

— Хорошо. — Она поглубже вдохнула и заговорила, разгоняясь все быстрее и быстрее. — Вот как все было, Джейми, в точности. Когда я пришла в компанию Струанов, в это здание на променаде, чтобы спросить, где ты, был ли ты в Япониях или ещё где, мне сказали подождать, а потом она послала за мной, сама миссис Струан пригласила меня в огромный кабинет, откуда виден весь Гонконг, но какая в ней печаль и какая она сильная, бедная леди. Погоди, я сейчас.

Она ещё раз вытерла глаза, достала платок, высморкалась, а потом, не зная, куда девать руки, взяла его под руку, и её замерзшие пальцы пробрались в карман его пальто.

— Давай пойдем, Джейми, на ходу легче разговаривать, а то холодно. Миссис Струан предложила мне сесть и сказала, что уволила тебя, а я спросила почему, и она рассказала мне, тогда я сказала ей, что это нечестно, это не твоя вина, что её сын оказался таким дьяволенком и до безумия влюбился в искательницу приключений по имени Анжелика, которая, вишь, ему не пара — уж не знаю, искательница она приключений или нет, но после того, как я увидела Анжелику, я могу понять, почему её сын или любой другой мужчина влюбился бы в неё без памяти, а после того, как я познакомилась с его ма, я понимаю, почему они были сердиты друг на друга…

Порыв ветра вцепился в их шляпы, они ухватились за них руками, и она продолжила:

— Мы… мы повздорили, не забывай, что это было за несколько дней до того, как пришло известие о его смерти. Вышла ужасная потасовка, Джейми. Слово за слово, мы обе вскочили на ноги, и, боюсь, я потеряла самообладание, тебе было бы стыдно, если бы ты меня видел, и я ещё употребила несколько ужасных слов, которые слышала от отца.

Он остановился и в полном изумлении воззрился на неё.

— Ты подралась с Тесс?

— Ага, никогда в жизни так не дралась, даже с сестрами и братом, когда никто не видел. Я не очень-то рвалась в драку, но её несправедливость разозлила меня, все это как-то выплеснулось наружу, и я задала ей… — Природное добродушие и чувство юмора вернулись к Морин, и она нервно рассмеялась. — Ох, это была настоящая кошачья схватка, какие увидишь только в Глазго, мы сцепились, словно две торговки рыбой в доках, готовые все волосы друг другу повыдрать. Был момент, когда кто-то вошёл, так она их всех вышвырнула и… «Ну и что же, мисс Росс?» — говорит, губы узкие, как кинжал у слуги тана, обе мы запыхавшиеся и отнюдь не дружелюбно настроенные. «Что я, по-вашему, должна сделать?» — «Сделать? — говорю я. — Прежде всего вы дадите мистеру Макфею приличное выходное пособие, которое он вам десять раз отработал за годы службы, вы поможете ему начать своё дело, и вы напишете ему хорошее письмо».

— Ты сказала это? Сказала Тесс?

— Да, сказала. — Она увидела и услышала недоверие и развеяла его в ту же секунду. — Клянусь, это святая правда, Джейми, как перед Богом. Я не собиралась тебе говорить, но ты настаивал, и я врать не буду. Господом Богом клянусь, так все и было!

— Да, извини. Продолжай, пожалуйста.

— Не извиняйся, дружок, я временами и сама в это не верю. После того как я ей высказала все, и вовсе не любезно, миссис Струан расхохоталась, она расхохоталась и сказала «садитесь». Хорошо, но без письма. Так, говорю, не пойдет. Что, спрашиваю, будет заслуженным вознаграждением? Улыбка с её лица исчезла, и она говорит, тысяча гиней. Она выплюнула ответ совсем так же, как это делает отец, когда он в гневе. Чепуха, говорю, клянусь Богом. Десять тысяч. — Морин остановилась и с надеждой заглянула ему в лицо. — Мне пришлось согласиться на пять. Это ничего? Я не знаю, достаточно этого или нет?

— Ты согласилась? Ты согласилась на пять?

— Да, на это ушло время, и ещё ругательства… в ту ночь я попросила у Господа прощения за сквернословие, все слова моего батюшки. Надеюсь, это было справедливо, Джейми, вместе с дополнительным бизнесом… и она согласилась не вредить, быть в делах друзьями, мне это показалось важным. После того как она согласилась, она добавила ещё бесплатный проезд с этой своей ледяной улыбкой, езжайте, мол, к своему мистеру Макфею с моими поздравлениями. — Морин на секунду отвернулась к волнам прибоя, собираясь с мыслями. Ещё одно нервное пожатие плечами, потом она опять подняла на него глаза и посмотрела пристально и бесхитростно. — Вот как все случилось, но это было для тебя, не для меня или для нас, я не хотела тебе говорить. Прежде чем ты скажешь хоть слово, дай мне закончить. Я не хотела рассказывать тебе про неё и про меня, это вырвалось нечаянно. Мне очень-очень жаль, я не хотела говорить тебе, это святая правда, особенно когда мы говорили, по-серьезному, про… говорили про нас, про тебя и меня. Пожалуйста, поверь мне, это святая правда.